Нравственное правило сострадания (солидарности), столь необходимое душевное средство для образования себя в духе этического принципа благодарности, признательности к другому за взаимное обогащение человеческой природы, следует уже прямо рассматривать, в особенности поскольку речь идет о женщине, как сгусток самой доброты. Подобно тому как чувство сострадания является наиболее конденсированным выражением, или наивысшей концентрацией, чувства солидарности, оно является таковым же относительно доброты, наиболее сознательным воплощением женской доброты. Со всем тем не сама по себе доброта является нравственным правилом, ибо она, как уже было сказано в самом начале этой главы, – лишь психологическая подпочва, на которой нравственные правила лучше (легче) всего культивируются, образуя собою уже психологическую почву (не подпочву) для образования себя в духе нравственного закона, или этических принципов истинной человечности. Лишь в этом наиболее конденсированном, наиболее концентрированном, наиболее сознательном своем воплощении в сострадательном чувстве доброта выступает как нравственное правило. Ведь все нравственные правила – сознательно воспитываемые в себе человеком чувства, тогда как доброта присуща человеку, в частности женщине, от природы, и от его воли не зависит. И если женщина чувствует жалость к поверженному врагу, и не только когда он испытывает физические страдания, но и душевные, испытывает, например, унижение, если в ней самой оскорблено чувство собственного достоинства, не мирящееся с оскорблением его, этого человеческого достоинства в другом, в ком бы то ни было, то какова должна быть сила сострадания нежного и доброго женского сердца не к другу даже, а просто к человеку (не врагу?). Прежде всего сострадание движет людьми в борьбе за добро – сострадание к угнетенным и порабощенным, к униженным и оскорбленным, к «бедным людям», к «Неточке Незвановой». И кто в состоянии отрицать, что такое сострадание мы встречаем в женщине неизмеримо чаще, чем в мужчине, что женское сердце в этот отношении, как, впрочем, и во всех других, более ранимо, чем мужское.
Можно было бы в этом уподобить женщину ребенку, если бы дети не были сплошь и рядом жестоки по неразумию. Женщина – тот же ребенок, но в высшей степени разумный, следовательно, в высшей степени человечный ребенок. Сама женская красота, как уже говорилось, вопиет против жестокости и против унижения человеческого достоинства в ком бы то ни было. В этом усматривается и специфическое чувство собственно женского достоинства. И как сильна в сознании человеческом, в особенности же в сознании мужчины, эта связь красоты женщины с красотой нравственной, как слиты и нераздельны в нем и та и другая красота, очень хорошо показал не кто иной, как Л. Н. Толстой в своем маленьком, но знаменитом рассказе «После бала».
Молодой человек, потрясенный на балу красотой одной девушки, страстно и робко влюбленный в нее, от счастья, что она улыбнулась ему не знавший куда себя деть, пробродивший по окончании бала всю ночь напролет по улицам, – вдруг, в самый момент, когда все его помыслы были заполонены ею, остановился, как вкопанный: он оказался невольным свидетелем жестокой и унизительной экзекуции, которая была учинена по распоряжению здесь же присутствовавшего ее отца – военного коменданта города. Это зрелище поразило его в самоё сердце, и все обаяние от красоты любимой девушки и все его счастье оказались разбитыми вдребезги…