Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека

Выработка в себе благородства характера и неукоснительное руководствование им во всей своей жизни и деятельности, неизменная верность ему есть величайший нравственный подвиг, величайший подвиг ума и воли, на какой только способен человек.

Если даже каждый отдельный благородный поступок является предметом восторга и восхищения и образцом для подражания, то что тогда сказать о непрерывном благородное горении целой жизни истинно добродетельного человека? Такой человек является ярчайшей демонстрацией того, что усилия, делаемые людьми на тернистом пути интеллектуального, эстетического и морального самосовершенствования, могут и должны увенчаться успехом, является сам по себе величайшей предметно-воспитательной силой.

Ясное понимание нравственной допустимости или недопустимости тех или иных определенных средств ради достижения той или иной цели – первая отличительная черта истинно благородного, интеллигентного, или добродетельного человека.

Не дай себя совратить лукавому соображению, будто цель и средства вполне и всецело диктуются объективными обстоятельствами, то есть стихийным природным и общественным бытием. Становящиеся на эту точку зрения ни больше, ни меньше, как отдают себя целиком – и тело и душу – в полную и безраздельную власть стихии, освобождение от которой и составляет необходимое историческое назначение человека как разумного и нравственного существа. Они, следовательно, с самого начала отказываются от своей внутренней, духовной свободы, олицетворенной в совести, и обрекают себя на полное покорствование обстоятельствам, на безысходное и безнадежное рабство.

Цель и средства определены объективным бытием лишь пассивно, отрицательно, то есть лишь постольку, поскольку оно стихийно воздействует на человеческое сознание, вызывая в нем столь же стихийную реакцию, в результате которой человеческое сознание оказывается в несвойственном ему как собственно человеческому сознанию страдательном состоянии. Иными словами, лишь в том случае и цель и средства оказываются нацело определенными объективным бытием, если они формируются в низших отделах человеческой души, которые и сами составляют факты бытия, принудительного внутреннего бытия в самом сознании человека, так же подлежащего переделке в духе истинной человечности, как и само внешнее бытие.

Активно и положительно, иначе, – свободно, и цель и средства диктуются только и исключительно общественной и творчески- преобразовательной, нравственной и революционной природой человека, стало быть, его моральным сознанием, его совестью, которая одинаково не может мириться ни с безнравственными целями, ни с безнравственными средствами, – целями и средствами, уже вполне порожденными принудительной стихийной и слепой необходимостью бытия, внешнего – и внутреннего.

Повинуясь целям и средствам, подсказываемым объективным бытием, человек повинуется внутреннему, столь же стихийному бытию, – в своем собственном сознании, иными словами, отказывается от совести и разума, которые именно и составляют специфическую особенность его собственно человеческого сознания, перестает отвечать своему историческому назначению человека, перестает быть человеком.

Цель не оправдывает средств, ибо сама нуждается в нравственном оправдании совести, которая в свою очередь не может оправдать в одном то, что она категорически осудила бы в другом, иными словами, не может оправдать в средствах то же самое, что она осудила бы в самой цели, в том случае, если бы то, что составляет содержание средства, было возведено в содержание цели. Поэтому, запрещая безнравственное в цели, совесть человека вместе с тем и с той же степенью категоричности запрещает и безнравственное в средствах. Зато средства опорочивают цель, если они запрещены совестью. Человек же, называющий нравственным «объективно-диктуемое», стало быть, не гнушающийся никакими средствами, является человеком только по названию.

Употребляющий недостойные, безнравственные средства борьбы или, что еще хуже, побуждающий другого к ним – предатель собственной совести, а нет никого гнуснее предателя.

Только то средство может считаться нравственным, или, что то же, оправданным совестью, которое, будучи возведено в цель, сохраняет свой нравственный характер, – таков единственный критерий, который должен быть положен в основу определения допустимости или недопустимости тех или иных средств борьбы.

Одно из двух: или человек должен отказаться от здорового и возвышенного понимания собственной природы, или же должен отказаться – раз и навсегда, окончательно и бесповоротно – от безнравственных и недостойных, уродующих, позорящих и унижающих человека, заставляющих его краснеть за самого себя, бессовестных и бесчестных средств борьбы. Другого выбора нет. И надо полагать, что человечество изберет первое, как оно и поступило по легенде, – избрав нравственно здоровое и плодоносящее древо познания добра и зла и наотрез отказавшись от гнилого и фантастического древа жизни и связанного с ним вечного невежества.