Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека

Поэтической или романтической можно назвать любовь в юные годы, когда она только предшествует любви супружеской, а потому целомудренна и девственно чиста. И проявляется она со всей силой непосредственности двух юных существ, озаренная особенным ореолом значительности и обаяния в этот ответственнейший период жизни человека – период воспроизводства себя в потомстве. «В этот многообещающий, самый прекрасный в жизни человека период для него нет решительно ничего невозможного»: юная любовь «чудесным образом превращает отрока в юношу, а девочку-подростка в девушку, наделяет их необычайной взаимной притягательной силой» (Любовь). Настоящее потрясение (бурное и радостное, как весеннее половодье) испытывает человеческий организм, физически и душевно перестраиваясь «под знаком любви». И в полную же мощь развертываются также и духовные, нравственные силы человека (Любовь).

Такую любовь юных юноши и девушки «во многом и даже в существенном напоминает» и любовь пожилых мужчины и женщины, не завершившаяся еще совместным их жительством, однако любовь пожилых «осложнена тем важным обстоятельством, что обременена опытом жизни», скрывающим лежащую в ее основе как и в основе поэтической (романтической любви) целомудренную, девственную чистоту (Любовь). У женщина в пожилом возрасте, если у нее, к несчастью, взаимная любовь оказалась уже в прошлом, страдания от неразделенной любви особенно безнадежны и горестны: ее разлюбил мужчина, прежде любивший ее несравненно больше, чем самого себя, преклоняясь перед ней как перед богиней, а теперь она не видит впереди ничего для себя отрадного. Женщиной же молодой страдания от неразделенной любви переносятся легче: она еще может надеяться на счастливую взаимность в будущем с другим. В женщине любого возраста потребность быть любимой более развита чем в мужчине. Отсутствие же взаимной любви для нее «самое несомненное несчастье». И хотя счастье истинное (в этическом смысле) и состоит в исчерпывающей реализации человеком своей творчески-преобразовательной сущности в добре, и «оно не может зависеть от случайности, любят ли тебя или нет, но нельзя забывать и того, что человек – это также мужчина или женщина, и они еще должны быть счастливы и в качестве таковых» (Любовь). Когда всеми чувствами и помыслами человека владеет любовь, он становится возвышенно прекрасным: прекрасным духовно, прекрасным душевно, прекрасным физически. «Любовь встряхивает человека, пробуждает в нем тоску по прекрасному – добру, тоску по истине, тоску по правде, тоску по красоте, – если тоска эта была в нем заглушена обстоятельствами, возвращает ему его истинно человеческую природу.

И становясь героем романа, он становится вместе и героем в высшем значении этого слова – беззаветным борцом за все доброе, рыцарем без страха и упрека.

Такова сила нравственного воздействия женского начала в жизни человека. Такова сила любви к женщине» (Любовь).

Материнство

Любовь – «самое прекрасное, самое возвышенное, самое человечное, самое поэтичное, самое романтичное, самое интимное, самое лиричное, самое легендарное, наконец, из всех человеческих чувств, – изливается в материнское чувство». Именно в материнстве и заключается высокий смысл истинной любви. Ведь если бы люди ограничивались только любовью платонической (тоже не бесплодной благодаря своему нравственному воздействию на любящего и возлюбленную), либо же предпочитали грубую плотскую любовь (при наличии противозачаточных средств), «нам не пришлось бы писать о материнстве». Без материнства немыслима не только любовь, но и стыдливость, нежность, изящество, тяготеющие к материнству – черте женственности, «как к своему апофеозу», ибо тоже обусловлены главным человеческим предназначением женщины – стать матерью, Продолжательницей человеческого рода. (Материнство). Так, стыдливость, присущая женщине от природы, трансформируется в матери в чисто нравственную жгучую стыдливость за эгоистический оттенок счастья от возвращения с войны сына живым, тогда как ее соседка непоправимо несчастна из-за гибели на войне своего сына. К тому же мать испытывает стыд и справедливый гнев и за тех мужчин – тоже детей женщины-матери, по воле которых происходят кровопролитные захватнические войны в качестве средств для разрешения межгосударственных споров. Женщине-матери же свойственны для достижения и высокой цели средства мягкие и благородные – в этом «один из источников нравственной силы материнского воздействия: там, где мужчина берет строгостью, женщина лаской, и потому вернее сплошь и рядом достигает цели» (Материнство). Свое нравственное воздействие и на собственных детей, и на окружающих женщина-мать оказывает не столько наставлениями, сколько делом, силой личного примера, «даже вовсе и не стремясь оказать такого рода воздействие». Стремление же навязать другим пусть даже самый благородный образ мыслей и действий – черта скорее мужская, чем женская.