Жены и дочери

Это было правдой, несмотря на постоянные тирады в адрес «Клэр», заставлявшие бедную миссис Гибсон извиваться подобно беспомощному червячку. И все же в том, что вас бранит графиня, что-то есть; удовлетворение от этой мысли останется и тогда, когда схлынут все неприятности. Да и леди Харриет была с ней любезнее обычного, чтобы вознаградить за все терзания в комнате выздоравливающей; и леди Каксхейвен вела с ней вдумчивые беседы, сдобренные искорками научных знаний и глубиной мысли, что было, разумеется, крайне лестно, хотя и малопонятно; и лорд Камнор – доброжелательный, добродушный, приветливый и незаносчивый – был преисполнен к ней благодарности за то, что она приехала навестить леди Камнор, причем благодарность эта приняла вещественную форму доброго куска оленины и набора прочей, более мелкой дичи. На пути домой, одиноко восседая в роскошной графской карете и пересматривая в мыслях свой визит, миссис Гибсон чувствовала лишь одну ссадину, которая долго не заживет: резкие слова леди Камнор, и виновницей их назначила Синтию, вместо того чтобы осознать правду, которую раз за разом предлагали узреть члены семьи миледи, а именно что резкость эта проистекает из состояния здоровья. Не то чтобы миссис Гибсон вознамерилась отыграться на Синтии за свое задетое самолюбие и уж тем более не собиралась она бранить дочь за то, чему пока не имела объяснения, но в чем могло и не оказаться ничего предосудительного; однако когда оказалось, что та безмятежно сидит в гостиной, миссис Гибсон мрачно опустилась в свое кресло и в ответ на сердечное приветствие Синтии: «А, мама, ну и как погостили? Мы вас не ждали так рано! Давайте помогу вам снять капор и шаль!» – она скорбно произнесла:

– Визит оказался не из тех, которые хотелось бы продлить!

Глаза ее были устремлены на ковер, а лицо выражало полное равнодушие к теплому приветствию.

– И в чем причина? – спросила Синтия без всякой задней мысли.

– В тебе, Синтия, в тебе! Когда ты родилась, я и помыслить не могла, в каком тоне о тебе когда-то станут говорить.

Синтия резко откинула голову назад, в глазах вспыхнул недобрый огонек.

– Какое им до меня дело? С какой стати они говорят обо мне в каком-то таком тоне?

– О тебе все говорят, вот и они тоже. Лорд Камнор, как известно, всегда обо всем знает. Тебе следовало быть поосмотрительнее в своих поступках, Синтия, тогда бы о тебе и не говорили.

– Все зависит от того, что именно обо мне говорят, – сказала Синтия с деланой небрежностью; она не могла не предчувствовать, что сейчас последует.

– Да уж! В любом случае мне это не по душе. Крайне неприятно узнавать про недостойное поведение собственной дочери от леди Камнор, а потом выслушивать тирады ее светлости: ваша дочь, мол, флиртует, она обманывает, – можно подумать, я в чем-то виновата. Уверяю тебя, все это совершенно испортило мой визит. Нет, оставь мою шаль! Я сама ее возьму, когда пойду к себе.

Синтии пришлось покориться, сесть на место и оставаться в комнате с матерью, которая время от времени многозначительно вздыхала.

– Не могли бы вы пересказать мне, что именно они говорят? Если обо мне ходят некие неподобающие слухи, будет справедливо, если я узнаю, о чем речь. А вот и Молли. – (Та как раз вошла в комнату, разрумянившись после утренней прогулки.) – Молли, мама вернулась из Тауэрс, где милорд с миледи оказали мне высокую честь разговорами о моих преступлениях и проступках, а я пытаюсь вызнать у мамы, что именно они говорили. Я не прикидываюсь более добродетельной, чем другие, но и помыслить не могу, чем я, бедняжка, могла заинтриговать графа с графиней!

– Они не тебя жалели! – возразила миссис Гибсон. – Они жалели меня. Жалели, потому что кому же приятно, если имя твоей дочери у всех на слуху.

– Я уже говорила, все зависит от того, как именно оно у всех на слуху. Если бы я, например, собралась замуж за лорда Холлингфорда, уверяю вас, обо мне бы судачили направо и налево, вот только ни у вас, ни у меня не было бы никаких возражений.

– Речь идет вовсе не о замужестве с лордом Холлингфордом, так что приводить этот пример просто глупо. Про тебя говорят, что ты обручилась с мистером Престоном, а теперь отказываешься выйти за него замуж; по их понятиям, ты его обманула.

– А вы бы хотели видеть меня его женой, мама? – спросила Синтия. Лицо ее пылало, глаза были опущены долу.

Молли стояла рядом, чувствуя себя неловко и не вполне понимая, что к чему; на месте ее удерживала одна только надежда, что она сможет выступить в качестве примирительницы или посредницы или иным способом оказать помощь.

– Нет, – ответила миссис Гибсон, явно обескураженная этим вопросом. – Разумеется, не хотела бы; ты ведь связана по собственной воле с Роджером Хэмли, весьма достойным молодым человеком, но ведь никто не знает, где он сейчас, да и вообще жив ли, а если жив, у него за душою ни гроша.

– Позвольте с вами не согласиться. Мне известно, что он кое-что унаследовал от матери – может, и не очень много, но он не без гроша; а еще я убеждена, что его ждут слава и прекрасная репутация, и они непременно принесут с собой деньги.