Жены и дочери

Они расстались, Молли ушла наверх совершенно счастливая; сердце ее переполняло тепло – было приятно, что Роджер говорил с ней как с другом; в какой-то момент ей показалось, что она уже никогда не сможет смотреть на этого рослого и знаменитого человека, заросшего каштановой бородой, с прежней, почти сестринской привязанностью, теперь же все вернулось на круги своя. Впрочем, поговорить по душам днем им не удалось. Молли отправилась на неспешную, чинную прогулку в четырехместной коляске с двумя вдовами и одной старой девой; тем не менее ей отрадно было думать, что она вновь увидит Роджера за обедом, а потом и на следующий день. Вечером в воскресенье, пока все прохлаждались перед ужином на лужайке, Роджер вернулся к разговору о положении невестки в доме отца: связующим звеном между матерью и дедом был ребенок, но он же, по причине взаимной ревности, являлся яблоком раздора. Чтобы дать Молли полное представление о сложности положения обеих сторон, пришлось пересказать ей множество подробностей; девушка и молодой человек увлеклись беседой и незаметно ушли в тень длинной аллеи. Леди Харриет отделилась от группы гостей и подошла к лорду Холлингфорду, стоявшему особняком, на правах любимой сестры решительно взяла его под руку и сказала:

– Не кажется ли тебе, что твой идеальный молодой человек и моя любимая юная барышня наконец-то начали открывать замечательные качества друг друга?

Он был куда менее наблюдателен.

– Что ты имеешь в виду? – осведомился он.

– Посмотри вон туда, в аллею. Кто это, по-твоему?

– Мистер Хэмли и… кажется, мисс Гибсон. Мне отсюда не различить. О! Напрасно твое воображение уносит тебя в эту сторону, я тебя уверяю, ты зря тратишь время. Роджер Хэмли скоро прославится на всю Европу!

– Вполне возможно, только, на мой взгляд, это ничего не меняет. Молли Гибсон вполне в состоянии это оценить.

– Она очень хорошенькая и милая сельская девушка. Не хочу сказать про нее ничего дурного, но…

– Помнишь благотворительный бал? Протанцевав с ней, ты сказал, что она «умна и начитанна». Впрочем, мы не духи из «Тысячи и одной ночи», которые наперебой возглашали достоинства принца Каймара и принцессы Бадуры.

– Хэмли не собирается жениться.

– Откуда ты знаешь?

– Мне известно, что его личное состояние крайне незначительно, а наука – не самое доходное поприще, если вообще ее можно назвать поприщем.

– Ну, если дело только в этом – тут может случиться тысяча разных вещей: кто-нибудь оставит ему наследство или этот злосчастный, никому не нужный сын его брата возьмет и умрет.

– Тише, Харриет, нет ничего хуже, чем строить далекоидущие планы на будущее; в рассуждение обязательно вкрадется чья-нибудь смерть и то, как она повлияет на дальнейшие события.

– Ну и что, юристы только этим, почитай, и занимаются.

– Оставь это тем, кому положено по должности. Я ненавижу предугадывать свадьбы и уж тем более – предрекать смерти.

– Ты с годами делаешься крайне прозаичным и утомительным, Холлингфорд!

– Всего лишь делаюсь! – откликнулся он с улыбкой. – А мне казалось, что ты всегда считала меня до утомительности приземленным.

– Если ты будешь напрашиваться на комплименты, я сейчас уйду. Только не забудь вспомнить мое пророчество, когда все именно так и выйдет, а если хочешь, заключим пари, и проигравший сделает дорогой подарок принцу Каймару или принцессе Бадуре – уж как там оно сложится.

Лорд Холлингфорд припомнил слова сестры на следующий день, когда уловил обрывок разговора Молли с Роджером, который как раз уезжал из Тауэрс:

– Так я могу передать отцу, что вы посетите его на следующей неделе? Вы не представляете, какое это ему доставит удовольствие.

Он чуть было не сказал «нам» вместо «ему», но чутье подсказало ему, что лучше все-таки считать предстоящий визит Молли данью учтивости его отцу.

На следующий день Молли уехала домой; она сама удивлялась тому, с какой неохотой покидает Тауэрс; оказалось очень трудно, почти невозможно совместить давнее представление об этом доме, где она в детстве перенесла нестерпимую пытку одиночеством и отчаянием, с новым, свежим впечатлением. Она окрепла физически, прекрасно провела время, в жизнь ее закралось дуновение новой, пока еще не высказанной надежды. Неудивительно, что мистер Гибсон поразился ее здоровому виду, а миссис Гибсон сразу отметила ее новообретенную элегантность.