Жеребята (СИ)

За девочкой лет пяти, вбежавшей в горницу в одной ночной рубашке, по которой рассыпались золотистые волосы, едва поспевала грузная няня в пуховом платке и теплом покрывале.

- Лэла, доченька! - засиявший от счастья Игэа прижал девочку к себе.

- Где ты был, папа? - Лэла расположилась у него на коленях.

- Я гостил у своего друга.

- Ты - папин друг? - в упор посмотрела на Миоци Лэла.

- Да, дитя, - улыбнулся Миоци.

- Лэла, это - великий жрец Шу-эна, ли-шо-Миоци.

- Дедушка Иэ, он тоже - папин друг?

- Да, Лэла, да, - засмеялся старик, гладя ее кудряшки.

- Мой папа - самый лучший на свете, поэтому все с ним дружат, - удовлетворенно произнесла девочка.

Игэа вспоминает.

- Нэшиа своим дурацким указом отнял у меня половину моего замечательного детства,- сказал Игэа, делая очередной глоток домашнего вина.- Это из-за этого указа о сэсимэ и их детях меня отправили в ваши Белые горы и начали... воспитывать.

- Они такие мои, как и твои, Белые горы, - заметил Миоци.- А рука?- вдруг спросил он, сам не зная зачем.- Ты смирился с этим?

Игэа вздрогнул, словно его ударили. На его щеках выступили алые пятна. Не сказав ни слова в ответ, он залпом осушил свой кубок.

Вино было крепкое и опьяняло быстро.

Он покачал головой, то ли успокаиваясь, то ли отвечая своим мыслям, и поднял лицо к звездам.

- Я привык, но не смирился, Аирэи. Ты помнишь, что в Белых горах я всегда был изгоем, увечным учеником, который самое большое, что может - читать и писать, но никогда не сможет натянуть священный лук и не будет допущен возжигать ладан на великом алтаре, как ли-шо-шутиик. Шу-эн Всесветлый не принимает служение тех, у кого есть какой-нибудь телесный недуг!

Миоци кивнул, подбросил сучья в костер. Вино не оказало на него никакого действия - его зеленоватые глаза были ясны и трезвы, как никогда.

- Я выучил все травы, я мог узнавать их по запаху, я мог, закрыв глаза, собирать их на ощупь. Но я не мог вправлять вывихи и делать перевязки - для этого надо владеть двумя руками.

Он посмотрел на бессильно свисающие пальцы своей правой руки. Миоци заметил, что его друг был пьян, пьян больше, чем можно было ожидать - усталость, а может быть, и природная склонность фроуэрцев быстро пьянеть брали свое. Эта склонность и стала для Игэа роковой: угостившись на празднике Фериана в священной роще, он обронил неосторожные слова о своих привычках в веселом - как казалось тогда - разговоре со жрецами-врачами, которые завидовали ему и давно искали повода избавиться от однорукого конкурента, стяжавшего столь удивительную славу во врачевании травами.

- Когда я понял, что на всю жизнь останусь младшим писцом или помощником лекаря, я решил, что больше не хочу жить такой жизнью, - продолжал Игэа, по-фроуэрски чеканя слова. Его жесткий гортанный фроуэрский акцент, разрубавший певучее кружево аэольской речи, звучал теперь совсем невыносимо для ушей Миоци.

- Давай поговорим по-белогорски, - предложил ли-шо-шутиик.

Игэа не услышал его.

- Ты как раз готовился тогда уже к своему первому посвящению, когда я пошел к водопаду. К тому самому, над которым вечно стоит радуга. Вечно натянутый лук Всесветлого. Пошел, зная, что не вернусь больше.

- Ты не рассказывал мне об этом.

- Пытался - но ты не слушал. Ты был так увлечен своим первым посвящением! А я никогда не был так одинок, как в то время. Я пытался говорить с тобой - но весь мир для тебя затянулся дымкой ладана Шу-эна.

- Это не так, - начал Миоци, но Игэа взмахнул рукой, заставив его замолчать.

- Ты уже все забыл. Ну да ладно! Я ушел к водопаду. Каждая ветка и каждый цветок на моем пути - я знал это - были моими последними веткой и цветком. Брызги воды покрывали, словно седина, камни и траву. Я помню каждый миг этого утра. Солнце уже взошло, но было еще холодно. На мне был дорогой плащ - подарок моей матери на день моего совершеннолетия. Я подошел к пропасти - мне не было страшно. Странно, я часто испытывал страх с тех пор,- гадкий, леденящий - но тогда это была ...не свобода от него, а какая-то пустота, куда даже он не проникал. Я не знаю, что лучше - скользкий страх, или эта пустота, бессильная, как выжженная земля. Воды рушились вниз с высот, разбиваясь в мелкие капли, а в каплях сияла радуга.

"Сынок!"- позвал меня кто-то, прежде чем я сделал шаг в эту радугу над воющей пропастью.

"Эалиэ! Нас двое!"- почему-то ответил я, и страх снова вернулся ко мне. Я сделал шаг от пропасти - передо мной стоял наш учитель и воспитатель Иэ.

- Иэ никогда не рассказывал мне об этом! - воскликнул Миоци.

- Я думаю, он многое тебе не рассказывает, - тут Игэа запнулся, словно испугавшись, что сболтнул что-то лишнее - как тогда, в роще Фериана, но продолжал:

"Не отговаривайте меня, ло-Иэ!"- закричал я, борясь со страхом бездны, свежим, как ветер с моря.

"И не собираюсь", - странно ответил он. - "У тебя есть с собой деньги?"

"Да - сорок лэ".

"И твой плащ, несомненно, стоит столько же".

"К чему вы это, ло-Иэ?"