- Мкэ Иэ, - воскликнула Тэлиай, обращаясь к эзэту.- Мкэ ли-шо-Миоци почти ничего не ест. Как так можно! Одни вареные зерна, да сырые овощи, да водой запьет! Даже ли-шо-Кээо, хоть он тоже из Белых гор, ел и мясо, и сыр, и вино пил... Зачем же я здесь живу, когда для хозяина ничего не нужно готовить из еды! Пусть мкэ продаст меня в храм Уурта - там уж что-что, а поесть умеют!
- Не горюй, Тэлиай, - неожиданно для Миоци весело сказал Иэ. - Накрой ужин для меня. Ли-шо-Миоци готовится к завтрашнему служению и не может вкушать хлеба после захода солнца.
- Зачем же хлеб! Пусть и не ест хлеб, раз мкэ не позволяют его белогорские законы. У меня столько всего наготовлено! Даже ли-шо-Оэо - а он тоже из Белых гор - не придерживается так строго правил, а уж он-то самый уважаемый ли-шо-шутиик храма Шу-эна и один из главных в Иокамме, - горестно продолжала восклицать Тэлиай, поливая им на ноги воду. - Помяните мои слова - мкэ ли-шо-шутиик уморит себя голодом.
- А где Огаэ, Тэлиай? - спросил Миоци, беря из ее рук полотенце.
- Ох, мкэ ли-шо-Миоци! Вас не было вчера весь день, а я и не знала, как мне быть! Не гневайтесь на меня. Ведь к мальчику приехал его отец! - Тэлиай поспешно зажигала светильники в гостиной. - Мне не хватило духу его выгнать. Да простит меня мкэ! Я позволила ему остаться. А уж одежда у него была такая, что страшно в руки взять! Я ее в печь, а ему новую дала, да ему велела как следует вымыться с золой и с губкой, и оставила ночевать. Огаэ с ним все время и все про мкэ Миоци ему рассказывает.
- Отец Огаэ здесь? - воскликнул Миоци. - Позови его сюда, Тэлиай, если он еще не спит. Пусть поужинает с нами.
...Когда на пороге гостиной появился невысокий, ссутулившийся человек, с дочерна загорелым лицом и узловатыми натруженными руками, какие бывают у поденщиков и батраков, Миоци встал навстречу ему.
- Я рад видеть гостя и еще более рад видеть отца моего ученика.
- Да воссияет свет Неба в глазах ли-шо-шутиика! - произнес старик, падая на колени перед Миоци. Тот поспешно его поднял и усадил на подушки у стола.
- Как ваше имя, отче? - спросил Миоци.
- Огаэ Ллоиэ, мкэ ли-шо-шутиик, - озираясь по сторонам, неловко поклонился он.
Тэлиай принесла блюда, от которых исходил восхитительный аромат восемнадцати трав, делающих ее баранину несравненной. Иэ наполнил чашу вином и подал ее Огаэ-старшему.
- Не смущайтесь, добрый человек, - сказал он. - Мы - белогорцы, и уважаем и ваши седины, и ваш дальний путь.
Огаэ-старший отхлебнул вина, обмакнул лепешку в подливу у самого края блюда, и, надкусив, положил ее подле себя. Склонив голову, он некоторое время шевелил губами и морщил лоб, словно собираясь с мыслями.
- Мкэ ли-шо-Миоци, - проговорил он вдруг неожиданно твердо, почти сурово. - Я - из рода Ллоиэ, и мой единственный сын - последний Ллоиэ. Раньше это имя гремело по Аэоле, теперь мы растоптаны в прах. Но среди нашего рода никогда не было рабов! Я благодарен мкэ за его заботу о моем мальчике, за его доброту. Огаэ говорил мне, что вы его даже никогда не наказываете... Но рабство для Ллоиэ хуже самых тяжелых побоев.
- Подождите, мкэ Огаэ Ллоиэ, - хотел прервать его Миоци. - Я взял вашего сына в ученики, для того, чтобы...
- Мкэ ли-шо-Миоци! - перебил его Огаэ-старший. - Я беден, я никогда не смогу отдать вам деньги за Огаэ. Поэтому я умоляю - пусть я, а не он останется вашим рабом! Не смотрите, что я кажусь слишком старым - на самом деле я очень сноровист и вынослив. Я...
Миоци взял его за руку и слегка сжал ее.
- Добрый мкэ Огаэ, выслушайте меня. Ваш сын - вовсе не раб. Он свободный аэолец, каким и родился. Моя мать была из рода Ллоиэ, и я понимаю, как горело бы ее сердце и сердце ее отца, узнай они, что его дети станут рабами.
- Но как же... - растерянно забормотал Огаэ-старший.- Ведь вы...отдали...мкэ ли-шо-шутиик отдал долг начальнику училища - восемнадцать золотых монет! Я подумал...Огаэ говорил мне, что он - не раб, но он - еще совсем ребенок, и я подумал, что он ничего не понял... О, ли-шо-Миоци! - он хотел поцеловать его руку, но Миоци обнял его и расцеловал.
- Это я у вас в долгу за то, что у меня такой замечательный ученик.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ЯД ТЕМНООГНЕННОГО.
Сашиа.
Он проснулся с улыбкой посреди ночи - сам не зная, чему улыбается. Его буланый конь со звездой во лбу пасся рядом. По воде пруда бежала лунная дорога.