Жернова. 1918–1953. Клетка

Алексей Петрович Задонов возвращался в Москву после длительной командировки. Транссиб на всем его протяжении от Москвы до самого Владивостока, станции и полустанки, депо и вокзалы, работники и работницы, и те изменения, что происходят на самой железнодорожной магистрали и вокруг нее ежедневно и ежечасно, — вот неисчерпаемая тема для его очерков и репортажей, которые писались на ходу и отправлялись в редакцию с курьерскими поездами. При этом Задонов испытывал то редкое наслаждение, которое сопутствует не только творчеству вообще, но и совпадению своих представлений о развитии страны, деятельности большей части ее народа с действительным положением, с реальными картинами, разворачивающимися перед его глазами.

Разумеется, в этих картинах часто встречались существенные изъяны, их писали художники с разной степенью одаренности, среди них встречались и откровенные бездари, зато подавляющее большинство из них было воодушевлено одной идеей, их помыслы, их энергия были направлены к одной цели — сделать Россию, Советский Союз, могущественной державой как в экономическом, так и в военном отношении, поставить ее неприступной крепостью перед лицом алчных западных демократий, перед грядущей неизбежностью очередного крестового похода на Восток.

На всем протяжении Транссиба строились новые города и поселки, возводились заводы и фабрики, рудники и шахты, электростанции и ирригационные системы. И везде русский человек, — где под "Дубинушку", а где и молча стиснув зубы или хрипя от натуги, — ворочал землю и камни, забивал сваи, возводил стены, вздымал трубы, укладывал рельсы, прокладывал дороги, перекидывал мосты через реки и речушки, осушал болота и давал воду засушливым степям и пустыням.

Конечно, там были не одни русские, украинцы и белорусы, которых Задонов не различал в главном, а разве что в частностях, но сколько бы ни было людей других национальностей, русские преобладали, задавали тон, заряжали остальных своей злостью и неуемностью. Происходило нечто, напоминающее реформацию Петра Первого, но в масштабах несоизмеримых. Сердце Алексея Петровича наполнялось гордостью за свой народ, и часто, глядя на внешне хаотическую картину новостройки, он чувствовал, как в груди его закипают слезы восторга и сострадания. Да, именно сострадания, потому что в стройной симфонии преображения России слышались ему стенания тысяч и тысяч соотечественников, которых оторвали от привычного уклада жизни и бросили без их на то доброй воли в круговерть жестокой необходимости.

Обращало на себя внимание, что стройками, большими и малыми, руководили люди, часто не имеющие даже среднего, то есть гимназического, образования. При этом партийные и технические руководители, их многочисленные помощники жили, как правило, отдельно от рядовых тружеников, ютящихся в сырых и холодных бараках. Конечно, и у руководителей были не барские хоромы, но все-таки это было сносное жилье, теплое и сухое, часто с прислугой. Питались начальники тоже отдельно и на порядок-два лучше рабочих. Но самое главное и удивительное, если иметь в виду, ради чего совершалась революция и были пролиты реки крови: ни те, ни другие в массе своей такое положение не считали ненормальным, хотя, разумеется, и среди начальства находились люди совестливые, пытающиеся жить как все, а среди рабочих встречались недовольные существующим разделением людей на низы и верхи.

Именно такие рабочие пользовались случаем открыть заезжему журналисту глаза на несправедливости, творящиеся на той или иной стройке, и Алексей Петрович не пренебрегал их информацией, так что чем дальше он подвигался на восток по великой магистрали подвига и страданий, как он про себя окрестил Транссиб, тем с большей настороженностью его встречало начальство. Но не всякое начальство, а по преимуществу из старой гвардии революционеров, которое опиралось в своей деятельности не столько на знания и опыт специалистов, сколько на крикливые лозунги и митинговщину.

Этих людей Алексей Петрович хорошо знал и по Москве, они жили своим "героическим прошлым", были заносчивы и подозрительны, национальность среди них особой роли не играла, а в народе их называли «старперами». На стройках и предприятиях, где командовали эти "старперы", решающее слово в любом деле и всегда оставалось за партийными организаторами, здесь властвовали особые отделы НКВД, здесь постоянно раскрывались заговоры, здесь постоянно же не выполнялись планы.