Жернова. 1918–1953. Клетка

Оставшись один, Сталин еще какое-то время сидел за столом, попыхивая трубкой, поглядывая на стопку свежих газет. Он не собирался вмешиваться в дела партконтроля, если такое вмешательство не диктовалось необходимостью. Ежов делает свое дело и делает его хорошо. Подгонять не приходится. Зато НКВД во главе с Ягодой слишком увлеклось борьбой с заговорщиками, и не столько ради защиты советской власти, сколько для того, чтобы лишний раз доказать, что они не напрасно едят свой хлеб, что они нужны и без них никак не обойтись.

Да, пусть Ежов делает свое дело, Ягода — свое. Время покажет, за кем сила и правда. А что от их рук пострадает какое-то количество невинных людей, не имеет значения: этим количеством можно пренебречь. В любом случае верховным судьей должен стать только товарищ Сталин. А товарищу Сталину не пристало торопиться с выводами и окончательными решениями.

Раздался бой часов. Сталин отложил погасшую трубку. Его руки, послушные годами выработанной привычке, потянулись к аккуратной стопке газет и взяли лежащую сверху "Правду", глаза заскользили по строчкам, выхватывая из каждой статьи или заметки главное, складывая в памяти мозаику из фактов и чужих суждений, мозаику, которая сама собой окрашивалась в определенный цвет.

Ничего особенного в газетах не было, разве что "Гудок" прекратил печатать так нравившиеся Сталину репортажи и очерки Алексея Задонова, дав последний с берегов Тихого океана, — и оттого общий цвет мозаики получился бледно-розовым.

Просматривая газеты, Сталин вместе с тем, помимо своей воли, частью своего существа уже находился за границей двадцати двух часов тридцати минут и видел, как в сетке газетных строк из розовой мозаики вылепливается прелестное лицо женщины, слегка испуганное, но не настолько, чтобы отбить всякую охоту иметь с нею дело. Более того, испуг женщины придавал ее лицу особое очарование, а у самого Сталина вызывал желание преодолеть этот испуг, добиться от женщины сочувствия к себе и сострадания, — и как к вождю, и просто как к одинокому мужчине, вынужденному таким вот хамским способом скрашивать свое одиночество. Женщина обладала не только красотой, но и умом, и юмором, и это особенно нравилось Сталину.

Надеясь, что и сегодня все повторится, Сталин увидел эту женщину рядом так живо, что тут же ощутил неровные толчки сердца; теплая волна, возникнув в груди, захлестнула его с ног до головы, отнимая способность желать что-то иное — более важное и нужное, чем лицо и тело женщины.

Не в силах бороться с этим желанием, Сталин медленно выбрался из-за стола и принялся выхаживать по толстому ковру от стола к двери и обратно. Иногда останавливался, замирал и смотрел, сощурившись, в одну точку. Челюсти крепко сжаты, поперек лба глубокая морщина, тонкие крылья носа слегка подрагивают…

Так продолжалось несколько долгих минут. Наконец сердце стало биться ровнее, ослабли мышцы живота, выровнялось дыхание. Усилием воли поборов в себе проснувшуюся похоть, Сталин вернулся за стол, раскурил трубку и, точно и не было никаких других желаний, принялся сосредоточенно просматривать документы, делать на них пометки то синим, то красным карандашом.

Глава 23

В десять Сталин принял душ. Стоя под острыми струями воды, растирая свое уже далеко не молодое тело махровым полотенцем, он не думал о женщине и предстоящей с нею встрече, хотя все, что он сейчас делал, было подготовкой к этой встрече, а думал о недельной политической сводке, составленной лично председателем КПК Ежовым, доставленной специальным курьером в опечатанном конверте, прочитанной Сталиным несколько минут назад.

Сводка, как обычно, исполнена в единственном экземпляре, в ней несколько разделов: настроения рабочего класса, крестьянства, интеллигенции, армейского командования, начиная с самых верхов, аппарата НКВД и, отдельно — и тоже по разделам — настроения внутри партии.

Если сравнивать эту сводку с предыдущими, то никаких существенных изменений не обнаруживалось: те, кто ворчал на советскую власть вчера, продолжают ворчать и сегодня; те, кто стоял за нее горой, тоже позиций своих сдавать не собираются. Но было одно тревожащее Сталина обстоятельство: все расширяющаяся волна разоблачений заговоров в среде технической — в основном русской — интеллигенции, что эта волна стала захватывать не только старых спецов, но и молодых. Трудно было поверить, чтобы эти заговоры именно сегодня приобрели такой размах. Скорее всего, "старая гвардия" начинает новый виток борьбы за место под солнцем, а в той кампании, которая начата партией под лозунгом критики и самокритики, наметился явный перекос в обратную сторону: критикуемые начали "критику" критикующих, привлекая к этой критике свои связи в органах, партийных комитетах и средствах массовой пропаганды. Вмешиваться пока не стоит: пусть молодые кадры закаляются в борьбе со старыми, пусть антагонизм между ними достигнет наивысшей точки, и только тогда настанет черед товарища Сталина.

С другой стороны…

Сталин задумался, и рука его замерла, так и не застегнув пуговицу на рубашке.