Жернова. 1918–1953. Клетка

— Дура ты, Манька, — неожиданно грубо оборвала ее причитания Зинаида и, отстранив Марию, встала с кровати, на которой они сидели. — Какие тебе еще нужны слова? Какое такое выражение глаз? Какой еще такой необычный поцелуй? Что он — артист какой-нибудь? Да я б на месте Васьки еще бы ой как призадумалась, прежде чем говорить даже и такие слова. С чего бы это, подумала бы я, порядочная девка поперлась в больницу к почти незнакомому ей человеку? Может, она какая-нибудь ненормальная? Может, больная даже? Мало ли чего не бывает. Женишься на такой, а потом всю жизнь не развяжешься, — сердито выговаривала Зинаида, ходя взад-вперед по узкому проходу между койками, при этом красивое лицо ее горело, зеленые глаза сверкали едва сдерживаемым гневом, в то время как руки были царственно сложены на груди, будто не давая Зинаиде взорваться и рассыпаться на части.

— Да я так просто, — хлюпнула носом Мария, с испугом следя за Зинаидой. — Обидно все ж таки.

— Обидно ей, видите ли! Радуйся, что хоть такие слова сказал. Ну, кто ты для него такая!? Красавица? Нет. Образованная? Тоже нет. Ума много? Не заметно что-то. Так с чего тебе всякие красивые слова говорить? Что сказал, то и сказал. Теперь держи его подле себя и на шаг не отпускай, а то раздумает еще чего доброго… Или я возьму да и отобью у тебя твоего Ваську. Из спортивного интереса.

Зинаида усмехнулась полными губами и с презрением глянула на Марию, съежившуюся на койке.

— Зин, ты чего? — жалобно вымолвила Мария, подняв к подруге зареванное лицо, на котором не было заметно ни то чтобы обиды, но и понимания того, что ей только что сказали.

— Ничего! — отрезала Зинаида. — Давай лучше ужинать. Сегодня твоя очередь готовить. — И тут же легла на койку, взяла в руки журнал "Работница" и принялась рассматривать фотографии.

Зинаида и сама не могла объяснить себе вдруг нахлынувшей на нее досады и злости. Делая вид, что рассматривает журнал, она думала, что вот Мария — и не красавица, и слезливая, и глупая, а нашла-таки свое счастье, выплакала его, высидела у постели больного Василия. Почему же ей, Зинаиде, так не везет с любовью? Почему все парни, какие до сих пор встречались, кажутся ей какими-то не такими: неинтересными, грубыми, неотесанными?

Ей-то самой какого рожна надо? И ведь никто даже ухаживать за ней по-настоящему не пытался. Или сразу же отходят в сторону, будто она заразная какая, или, наоборот, начинают приставать, как к той уличной девке. Что в ней такого, что никто не может разглядеть, какая она не только красивая, но и умная, чуткая, добрая? Может, в самом деле, пойти учиться? Уж ей не раз предлагали. И не выгонят, как того же Ваську Мануйлова, по причине неправильного социального происхождения: у ней-то происхождение самое правильное. А что? Не хуже других бы выучилась. Правда, долгое это дело — учиться. С другой стороны — делать-то все равно нечего…

* * *

А Василий, проводив Марию, вернулся в палату и обессиленно лег на свою койку, бездумно уставившись в потолок. На душе пусто, отчего-то хотелось плакать. Упорно держалось такое ощущение, будто он только что похоронил близкого ему человека, может быть, часть самого себя похоронил, предложив Марии выйти за себя замуж. Не ожидал он, что так оно получится, как не ожидал, что именно сегодня сорвутся с языка слова, которые в отсутствии Марии повторял не раз в своем воображении, а едва увидев ее, всякий раз начинал ощущать непонятную скованность и апатию. То ему казалось, что виной всему его болезнь, то неудавшаяся жизнь, то собственная ожесточенность.

Что мечта о своем инженерстве так и осталась мечтой, Василий старался не думать. Не то чтобы он надеялся поправить дело в будущем, а просто не думать было проще. Слишком много он об этом своем инженерстве думал, представляя себя в разных, самых распрекрасных видах и положениях, чтобы начинать все сначала. Да и Мария как-то незаметно заслонила несбывшееся прекрасное будущее своим каждодневным присутствием в палате, наводя его на мысль о будущем совершенно другого рода.

Что ж, пусть будет другое будущее. Не вечно же ему казнить самого себя за то, в чем он совершенно не повинен. Пусть будет просто работа, к тому же не самая худшая из всех известных ему работ; пусть будет Мария и дети, то есть семья, — и это будущее тоже, если разобраться, не самое худшее. Не всем же быть талантливыми инженерами и учеными. Модельщики талантливые нужны не меньше. А может, у него и таланта никакого нет, а выдумала талант Наталья Александровна: лестно ведь, когда у тебя хотя бы один ученик талантливый. А так ли уж нужен талант, чтобы стать первым учеником в своей деревне? И даже в районе? Кое-какие способности — за глаза хватит. А коли нет особого таланта и ты ничем не отличаешься от других, так и живи, как живут остальные.

Итак, решено: как только выйдет из больницы, сразу же и распишется с Марией. И заживет новой жизнью.

Глава 10