Читаем Жернова. 1918–1953. Клетка полностью

Свадьбу, не шибко роскошную, сыграли в конце августа, через пару недель после того, как Василий выписался из больницы. От профкома завода "Светлана" Мария получила четырнадцатиметровую, о два окна, комнату на втором этаже в недавно построенном щитовом, шлако-опилко-набивном двухэтажном доме. Дом стоял в глухом переулке. Переулок одним концом выходил на Лесной проспект, другим упирался в частные домишки за аккуратными заборами, за домишками лежал лесопарк Сосновка. Неподалеку строились еще несколько домов и школа-девятилетка, и этот факт говорил о том, что район будет расти, людей прибавится, следовательно, и детей тоже. Правда, отсюда, с нового места жительства, Василию не просто добираться до своего завода — на двух трамваях с пересадкой, зато Мария может ходить на свою "Светлану" даже пешком.

На свадьбу и одновременно новоселье пригласили только самых близких людей. У Василия таковым оказался лишь Сережка Еремеев. Все остальные друзьями были до тех пор, пока Василий ходил в передовых рабочих, учился на рабфаке и его бедняцко-крестьянское социальное происхождение ни у кого не вызывало сомнений. Как только из-под Василия выдернули эту его положительную социальную основу, так от него отшатнулись практически все. А на новом месте работы Василий друзьями обзавестись не успел: стал слишком разборчиво относиться к людям, не доверял первому впечатлению, боясь ошибиться.

Так вот и получилось, что в основном приглашенные были со стороны Марии. Среди них незамужние подруги по общежитию и работе да две сестры с мужьями: Катерина, дочь старшего брата Михаила, да Вера, старшая сестра Марии. Ну, попили, поели, потанцевали под патефон, покричали, как водится, "Горько!"

Василий весь этот вечер не отходил от своей молодой жены, танцевал только с нею и старался не смотреть на других девушек, особенно на красивую Зинаиду…

И как это он не разглядел ее в самый первый раз, в ту давным-давно прошедшею новогоднюю ночь? Вот ведь — не разглядел. А все, пожалуй, потому, что не остыл к тому времени от неистовой любви Натальи Александровны, стояла она у него перед глазами, смотрела ему в душу укоризненно и не отпускала от себя ни на шаг. Да что теперь об этом!

Когда гости разошлись, оставив молодых одних, Василий вместе с Марией битых два часа мыли посуду, отчасти подаренную, отчасти собранную у соседей, и только после уборки своей убогой комнатенки, которая, впрочем, казалась им чуть ли ни дворцом, Мария постелила на полу два ватных матраса, выданные ей в общежитии по случаю замужества, накрыла их простыней, положила сверху две пуховых подушки, разделась, побрызгалась духами, влезла в ночную рубашку, обшитую тонкими кружевами, и легла, укрывшись стеганым одеялом в кружевном пододеяльнике.

Вроде бы все Мария сделала, что положено сделать молодой жене к первой брачной ночи, — Василию не к чему придраться. Конечно, хорошо бы иметь никелированную двуспальную кровать с пружинной сеткой и блестящими шарами по краям, но за какие шиши ее купишь? А если разобраться, Василий сам виноват, что не подумал заранее о женитьбе, не накопил денег, думал лишь о своей учебе и книжках. А с книжек сыт не будешь. Мария же свое приданное принесла: и квартира ее, и постель, и посуда. Василий в дом еще не принес ничего.

Мария вздохнула и прислушалась: дом замер, он будто прислушивался к тому, что творится в комнате молодоженов. А у молодоженов ничего такого и не творилось. Мария лежала тихо, как мышь, ждала Василия, понесшего на помойку скопившийся мусор. А Василий все не шел и не шел.

Василий, между тем, не спешил. Выбросив мусор, он долго стоял под раскидистой сосной, курил и смотрел в небо, усеянное звездами. Сюда почти не доносились звуки большого города, разве что басовитые гудки кораблей, проходящих по Неве под разведенными на ночь мостами, да приглушенный стук колес поезда с недалекой железной дороги.

Опять вспомнилась Наталья Александровна, их долгие ночные разговоры. Наталья Александровна умела совмещать несовместимое: страстную любовь и любопытство ко всему новому, хотя любопытство было, как он теперь понимал, чисто женским: кто, с кем и почему — и все из прочитанных книжек — и как это совмещается с действительностью? Как-то у него совместится с Марией…

Впрочем, Василий уже знал, что умных разговоров не будет. В больнице он пробовал рассказывать Марии о прочитанных книгах, о том, что делается в стране, о чем сам узнавал из радиопередач и газет, которые приносили в палаты, но Мария слушала его рассказы и рассуждения вполуха, на лице ее и в круглых черных глазках читалось сдерживаемое желание зевнуть.

Что ж, умные разговоры между мужем и женой — не самое главное. Помнится, отец с матерью обходились не только без умных разговоров, но и почти без слов: каждый знал свои обязанности, обсуждать которые не было никакой нужды, каждый понимал другого с полувзгляда, с полужеста. А умные разговоры… Умные разговоры можно вести с друзьями, с товарищами по работе. С самим собой, наконец.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жернова

Похожие книги

Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века