Жернова. 1918–1953. Москва – Берлин – Березники

Никаких фактов пособничества ни в ходе следствия, ни на самом суде Петру Степановичу не предъявили. Что касается самовольных замен некоторого устаревшего оборудования на новое, что Петр Степанович ставил себе в заслугу, то он то ли убедил следователя в необходимости такой замены, то ли следователя убедили эксперты, то ли, наконец, тот не придал этим фактам ни малейшего значения, а только факты эти в обвинительном заключении даже не упоминались. Зато антисоветская пропаганда была подтверждена свидетельскими показаниями инженера Дощаникова — и сам Петр Степанович поверил в это свое преступление перед советской властью: ведь как не крути, власть эту он не любил, не за что ее было любить инженеру Всеношному. А в его нынешнем положении — тем более.

За все преступления Петра Степановича ему дали всего-навсего три года. Три года — это не пять лет, тем более — не десять или пятнадцать, чем ему грозили, и уж, конечно, не "вышка", так что Петр Степанович после прочтения приговора испытал такое облегчение, если не счастье, какого не испытывал во всю свою жизнь.

Странное, конечно, счастье. Но другого-то не было.

Часть 7

Глава 1

Краснопресненский райком партии в ожидании начала пленума гудел потревоженным ульем.

Члены райкома, собравшись в небольшом зале для заседаний, переговаривались, поглядывали на дверь. Уже с неделю среди них ходили слухи, что на должность первого секретаря райкома выдвигают нового человека. Не держатся первые секретари в кресле Краснопресненского райкома партии, прямо-таки эпидемия какая-то: с тех пор, как с этой должности был снят Рютин, ярый сторонник Бухарина, секретари менялись чаще, чем у ломовой лошади подковы.

— Просто удивительно, — вскидывал вверх узкие плечи заворготделом товарищ Примеркин. — Чем им не угодил товарищ Брюкалов? Человек знающий, член партии с двенадцатого года, и по тюрьмам сидел, и в ссылках куковал, и в эмиграции. Нет, подай нового. При такой чехарде хорошей работы не жди, тут не только социализма, но и вообще ничего не построишь.

— Это верно, — вторил Примеркину директор завода металлических изделий, человек тучный, с одышкой, тоже из «старой гвардии». — У меня за два года пятерых парторгов поменяли. Пя-те-рых! — вскинул он вверх руку с растопыренной пятерней, оглядывая зал в поисках поддержки. — Только начнешь привыкать к одному, тут тебе другого — опять снова-здорова. А дело страдает. Каково?

В зал стремительно вошли двое: Каганович, первый секретарь Московского городского и областного комитета партии: с черной бородкой клинышком и черными же усами аля какой-нибудь там Людовик или Фердинанд; черный френч с большими накладными карманами застегнут наглухо, черные штаны заправлены в высокие хромовые сапоги, взгляд черных глаз пронзителен и строг. А вслед за ним поспешал невысокий человек с блеклым лицом, в потертом сером пиджаке, серой же косоворотке и штанах, будто его только что оторвали от сохи, в серых глазах неуверенность, на лице деланная озабоченность — полная противоположность товарищу Кагановичу.

— Ну что, товарищи, приступим? — спросил Лазарь Моисеевич, останавливаясь перед столом президиума и оглядывая своими пронзительными глазами притихший зал. — Времени у нас с вами в обрез, а вопросов решить надо много. И главный из них — кого избрать первым секретарем райкома. Как вам известно, предыдущий товарищ не оправдал нашего доверия, скатился вправо, вместо практической работы по развитию промышленности, занимался ерундой, в смысле всякими второстепенными делами. Краснопресненский район — гордость нашей столицы, ее революционная слава, можно сказать, оплот рабочего класса. Но вместо того чтобы идти в авангарде социалистического строительства, район плетется в самом хвосте. Стыд и позор! Горком партии предлагает на пост первого секретаря райкома кандидатуру товарища Хрущева Никиты Сергеевича. Он до этого поработал первым секретарем Бауманского райкома и зарекомендовал себя с самой положительной стороны. В смысле наладил организационную работу по ускоренному выполнению пятилетнего плана, очистил партийную организацию от оппозиционеров и болтунов. Теперь бауманцы встали на правильный путь, а уж мы не позволим им с этого пути свернуть ни влево, ни вправо. Конечно, товарищ Хрущев мог бы там поработать еще пару лет и поставить дело еще основательнее, но для нас важно не то, чтобы кто-то вырвался далеко вперед, а чтобы все шли нога в ногу. Именно дружной работе всей страны и отдельных ее частей Цэка, Политбюро и лично товарищ Сталин придают наипервейшее значение. И мы должны неукоснительно следовать этой линии.

И Лазарь Моисеевич протянул руку в ту сторону, где, скромно примостившись с краешку во втором ряду, сидел Никита Хрущев, и поманил его рукой.

— Иди сюда, товарищ Хрущев. Пусть товарищи на тебя посмотрят, зададут вопросы, какие кому пожелаются, чтобы знать, с кем им придется иметь дело.