Жернова. 1918–1953. Москва – Берлин – Березники

Бесконечное движение лошадей и человеческих фигур на фоне заходящего солнца, появляющихся ниоткуда и уходящих в никуда, действовало на взводного удручающе. И, как он заметил, не только на него, но и на его красноармейцев. Наверное, не стоило бы им смотреть на этот обоз, но как заставишь их уйти от плетней, не станешь ведь командовать и нарушать своим голосом эту жуткую, визжащую и фыркающую, тишину. Существовала властная притягательность в неумолимом движении синих теней, и Матову стоило усилий оторваться от этого зрелища и вернуться в хату.

Матов почувствовал, что запутался в своих рассуждениях, но распутываться не стал, оставив это дело на потом. В сущности, ему впервые в голову пришли такие умные и такого неохватного масштаба мысли, он был доволен собой уже за это. А привести умные мысли в надлежащий порядок он еще успеет.

Вернулся Петрук и снова уселся на лавку у печки. Он сидел в полумраке и вздыхал, пока Матов доедал кашу и пил уже остывший чай. Конечно, надо бы этому Петруку растолковать те мысли, которые пришли Матову в голову за сегодняшний день, потому что, судя по всему, Петрук тоже мучается теми же вопросами, но Матову почему-то совсем не хотелось этого делать, то есть не почему-то, а по вполне известной ему причине: мысли эти, новые и несколько неожиданные для Матова, были так ему дороги и так еще непривычны, так ему хотелось еще подержать их в своих ладонях, насладиться их весомостью и умностью, что высказывать эти мысли вслух — это все равно, что… все равно, что… Нет, он еще должен их додумать хорошенько, а уж потом… И как это, оказывается, сладко — думать и находить какие-то новые мысли об окружающей тебя жизни, мысли, которые никому еще не приходили в голову.

Матов глянул на часы-ходики, стучащие на стене: без четверти четыре.

— Петрук! — окликнул Матов своего вестового. — Ты на скотном дворе все сделал, что положено?

— А як же, товарищу комвзводу! Усе зробыв. И навоз убрав, и скотину напував и накормив, и корову подоив, и собаку схоронив — усе зробыв, товарищу комвзводу. Ось, я и молока натомив, вечерять будэмо, я вам яешню зроблю з салом, та ще молоко. Може, вы молока желаете горячего?

— Нет, спасибо. А как там у остальных?

— Покликать товарища помкомвзводу?

— Нет, я сам схожу посмотрю. — И Матов, как ему ни было неохота, оделся и пошел проверять выполнение своих приказаний по хозяйственным работам.

Вернулся он через полчаса, довольный и настроенный вполне благодушно. Исключая кое-какие мелочи, его подчиненные сделали все, как надо, и даже красноармейцы-горожане вполне справились с крестьянской работой. Тут уж постарался помкомвзвода Хачикян, так распределив людей по работам, что горожане не оказались в одиночестве перед неразрешимыми трудностями крестьянского быта.

Мурлыча песенку про красных кавалеристов, Матов прошел на другую половину хаты, где стояла высокая железная кровать с никелированными шарами, застеленная поверх перины солдатским одеялом, снял сапоги и лег поверх этого одеяла с раскрытой книгой по тактике наступательного боя в составе батальона. Он мечтал со временем поступить в академию и читал все — и книги, и журналы, — где печаталось хоть что-нибудь, касающееся армии. Впрочем, не только это, но и работы по истории, философии, экономике. Он чувствовал недостаток своего образования и старался пополнить его каждую свободную минуту. Правда, читал он беспорядочно, но у него была хорошая память, не подорванная голодом, память помогала ему систематизировать прочитанное. В дальнейшем он надеялся достать программу академии и заниматься уже по программе. Одно только беспокоило его — языки. С ними, он это понимал, самоподготовкой не справишься, тут нужна школа. Но впереди у него прорва времени, и он успеет все изучить и постичь.

Глава 14

Миновала неделя, как рота Левкоева остановилась на хуторе Матюхинском. Переселенцев все не было и не было. Доходили смутные слухи, что в хуторах и станицах, расположенных между Гудермесом и Грозным, заселение уже началось, но горцы ведут себя как-то не так, как они должны себя вести, то есть испытывая благодарность за проявленную о себе заботу советской власти и, вследствие этой благодарности, энергично включаясь в общий процесс коллективизации сельского хозяйства, доставшегося им за здорово живешь. Наоборот, ведут себя как завоеватели, отнимают у местного населения скот, вступают в конфликт с представителями органов, а в некоторых местах дело доходит до вооруженных стычек с оставшимися в хуторах казаками.

Конечно, это всего лишь слухи, толком никто ничего не знает. Не исключено, что слухи эти распространяются невыявленными кулаками и их подголосками специально, чтобы разжечь конфликт между переселенцами и местными жителями, сорвать процесс переселения и коллективизации.