Жернова. 1918–1953. Москва – Берлин – Березники

"Может, надо было сказать политруку, что у них там попойка? Похоже, Обыков подталкивал меня к этому… Да. А зачем? А затем, что ему нужна зацепка. Если бы я сказал, он бы дал делу ход, а так… Но я-то… я-то!.. Других осуждаю, а сам не лучше. Ведь если встать на принципиальную позицию, то сказать политруку я должен: моральный климат в роте — это его прямая обязанность… Но и моя тоже. Так что же делать?"

В нерешительности Матов оглянулся на окна хаты, только что покинутой им: сквозь щели в ставнях пробивался тусклый свет керосиновой лампы и стекал по сиренево-синей стене. Вот свет пропал, вот проявился снова — политрук все еще ходил от печки к окну и обратно.

Не оставалось сомнений, что политрук знает, зачем Левкоев ездит в шестую роту, и мучается сейчас одним только вопросом: что ему, политруку, делать, если попойки эти откроются?

А что делать Матову, комсомольцу и красному командиру? Матов, задав себе этот вопрос, отвечать на него не стал и быстро зашагал по улице, то попадая в тень, то под свет высокой луны и опять испытывая непонятную тревогу, будто это он сам, а не комроты Левкоев, сотворил что-то стыдное и прячется теперь от людских глаз, которые следят за каждым его шагом сквозь щели в темных ставнях.

Смутно было на душе у Матова, и долго он не мог уснуть, ворочаясь на чужой постели, слишком непривычной, слишком мягкой для его тела.

Глава 16

После завтрака командиры взводов собрались у командира роты. Ротный Левкоев вел себя как ни в чем не бывало, только голос его был хрипл да глаза мутны и красны с недосыпу.

Он распек командира первого взвода за то, что его красноармейцы плохо несут патрульную службу, приказал интенсивнее проводить строевые занятия на хуторской площади, потому что "мы сюда не на курорт приехали и упадок дисциплины и порядка в своей роте я не потерплю". Матову приказал задержанных не отпускать, сообщил, что послал нарочного в штаб батальона с донесением о задержании, и надо, следовательно, ждать дальнейших указаний.

Еще сказал, что слухи о столкновениях чеченцев и ингушей с казаками заселяемых станиц и хуторов не есть слухи, а есть достоверный факт, что командиры взводов, как и рядовые бойцы, должны усилить бдительность и боеготовность, тем более что погода для этих мест стоит небывало морозная, но долго морозы не продержатся: это вам не север, а после морозов обычно наступают оттепели со снегопадами и метелями. Иногда с дождями. К этому тоже надо быть готовыми по всем статьям.

Комроты Левкоев был как никогда энергичен, деятелен, будто наверстывал потерянное время, и целый день по хутору разносился его резкий голос, то с кавказским акцентом, когда ротный был благодушен, то без него, когда в роте обнаруживался какой-то непорядок.

Матов вернулся к себе во взвод, дела захватили его, и он никак не мог выкроить минутку для разговора со своими пленниками, для разговора, который ему почему-то был мучительно необходим. Только к полудню он появился в своей хате, застав ребятишек одетыми, смирно сидящими на лавке возле двери под присмотром Петрука.

— Ось, товарищу комвзводу, — встретил его Петрук, — я им кажу: чого одилысь, у хати тэпло, придэ товарищу командир и скаже, чого робыты. Ни, ни слухають, одилысь и сидять. Ось подывытесь.

Матов разделся, прошел к столу, выпил кружку молока, поданную ему Петруком.

— Садитесь сюда, — приказал он ребятам, стараясь смягчить голос, сделать его дружелюбным. — Садитесь, не бойтесь. Мне надо поговорить с вами… Да вы, ребята, действительно, разденьтесь! И то правда: здесь такая жара, сопреете, а потом на мороз.

— Та ни-и, ничого, нэ соприемо, — решительно отказался парнишка, и когда девчушка приподнялась было, чтобы пройти к столу, дернул ее за рукав и усадил на место.

— Да, кстати, как вас зовут?

— Хлопчика кличуть Андрием, — опередил ребят Петрук, — а дивчину Наталкой.

— Вот и познакомились. Так, расскажите мне, почему вы оказались ночью в степи? Да еще так далеко от своего дома. Только, пожалуйста, ничего не выдумывайте, — добавил Матов, видя, что ребятишки опустили головы и не торопятся отвечать на его вопрос.

Тогда он вопросительно глянул на Петрука, которому, уходя, поручил накормить ребят и выведать у них все, что можно. Но Петрук на вопросительный взгляд командира виновато повел плечами и вздернул вверх брови и нижнюю губу.

— Что ж, не хотите говорить, и не надо, — согласился Матов. — А только если вы мне не станете отвечать, то придется вас сдать в ГПУ. Мне так и сказали: узнай, что это за ребята, и если это хорошие ребята, то и отпусти их домой. А как же я вас отпущу, если вы разговаривать со мной не хотите? Такие вот дела.

— Дя-енько, миленький, видпустыте нас, — захныкала Наталка. — Мы ничого ни зробылы, ниякого зла ни содиялы. — И заплакала беззвучно, лишь шмыгая носом и время от времени вытирая глаза концом белой косынки, повязанной под шерстяную шаль.