Жернова. 1918–1953. Москва – Берлин – Березники

Закончив изучение спальни, Ермилов вернулся в гостиную. Здесь он методично осмотрел все и вся, однако не нарушая порядка расположения вещей. Две папки с бумагами привлекли его внимание, он просмотрел их и часть бумаг рассовал по карманам. Там же исчезли и несколько пачек немецких марок, английских фунтов стерлингов и французских франков: хотя в Москве его и снабдили деньгами, но лишние не помешают. Акции каких-то компаний и векселя, а также коробочку с золотым перстнем с крупным изумрудом и всякими безделушками Ермилов лишь подержал в руках и положил на место.

Ну вот, кажется, все. Ермилов еще раз огляделся, проверяя, не пропустил ли он чего-нибудь. Затем взял одну из папок, сел в кресло, поставил саквояж рядом, расстегнул пальто и стал читать машинописные листы, по-прежнему не снимая перчаток.

Судя по всему, это были мемуары хозяина квартиры и относились они к тому времени, когда он жил в Петрограде и читал лекции по римскому и современному праву в тамошнем университете, то есть к первым послереволюционном годам. В мемуарах описывались бесчинства представителей Чека в первые же месяцы советской власти, в частности во время визитов на квартиру профессора Нестерова, приводились фамилии чекистов, хорошо знакомые Ермилову, партийных и советских работников Петрограда, различных деятелей науки и культуры. Особый упор делался на то, что почти все беды профессора Нестерова были связаны с засильем евреев как в том же Чека, так и в комиссариатах, отвечающих за высшее образование, наглостью их поведения и полнейшей некомпетентностью в вопросах права и юриспруденции, более того, пренебрежением самого права. И дело, как понял из прочитанного Ермилов, не в том, что это были в основном евреи и всякий другой нерусский сброд, а в том, что он, этот сброд, нес в себе обычаи, совершенно чуждые русскому народному духу. Из этого профессор делал вывод, что рано или поздно истинно русский дух проявит себя как некая народная сила сопротивления, которая и подавит в России все чуждое ему, наносное, несовместимое с этим народным духом.

Ермилов только усмехнулся такой жуткой наивности профессора, который даже не представляет себе, что дух тут совершенно ни при чем, что все дело в насущных нуждах рабочего класса, нуждах, которые облеклись в форму идеала будущего общества без рабов и господ. А евреи… Ну, эти просто рано или поздно подпадут под влияние идей рабочего класса, перекуются и ассимилируются. Правда, в этом вопросе Ермилов не был абсолютно уверен, то есть в том, что именно евреи перекуются, тем более ассимилируются, но не соглашаться же с буржуазным профессором, который есть враг пролетарской революции и пролетарского же государства, к тому же и по духу, и по убеждениям — явный черносотенец. Такого Ермилов позволить себе никак не мог даже в мыслях.

Между тем он должен был признать, что фактическая сторона отражена в записках профессора Нестерова почти без искажений.

Да, были перегибы, перехлесты, да, метались, хватали всех подряд, но надо учитывать обстановку того времени, необходимость молниеносных ответных действий против оппозиции советской власти, против саботажников и прямых ее противников, против заговорщиков и просто против уголовного элемента, терроризировавшего население бывшей столицы бывшей империи. Надо еще учитывать и тот факт, что люди, вставшие на защиту республики рабочих и крестьян, не были профессионалами, никогда не служили в полиции, в жандармерии, в сыске. Рабочие-металлисты, булочники и печатники, лавочники, зубные техники, в лучшем случае — бывшие студенты, — все они знали только одно: революция в опасности и ее надо защищать всеми доступными средствами и способами.

Да, было и есть много евреев и других нерусских, иные вообще до революции никогда не жили в России, по-русски знали не больше десятка слов, ненавидели русских и Россию, ну так что ж из этого? То была старая Россия, другие русские. Да и многие русские из интеллигенции тоже ненавидели своих соплеменников и свою родину. И тоже было за что. И началось это давно, может быть, еще с Петра Первого, но уж точно с похода русских войск в Европу в 1813 году. Затем декабристы, Герцен, Некрасов, Чернышевский… А уж потом к этой ненависти добавились евреи со своей особой ненавистью, особым взглядом на революцию, страну, населяющие ее народы, на свое место в этой стране и среди этих народов. Все это и привело к революции. Случись революция не в России, а, скажем, в Америке или в Германии, Ермилов сражался бы на тамошних баррикадах так же, как на русских сражались латыши, поляки, венгры, сербы, чехи, китайцы и те же немцы… Ну, и евреи, разумеется, хотя последние не столько сражались, сколько командовали сражающимися. Правда, Ермилов не испытывал ненависти ни к России, ни к другим странам и народам, но это потому, скорее всего, что он не является интеллигентом.