Жернова. 1918–1953. За огненным валом

Жуков встал из-за большого стола, потянулся, расправляя плечи. Стол был под стать кабинету — просторному, в несколько высоких стрельчатых окон. Привыкший к тесным размерам в основном крестьянских изб, где особенно не разбежишься, Жуков чувствовал себя в этом кабинете не слишком уютно. Но в старом замке других помещений не было. Если не считать помещений для прислуги. Так ему, по крайней мере, объяснили. Ладно, не навечно. Зато на этом столе можно раскладывать карты любого размера. Всякий недостаток имеет свои преимущества. Или, в данном случае, наоборот: всякое преимущество…

Покинув кабинет, Жуков вышел в длинный коридор, свернул и очутился в огромном зале, с лепными сводчатыми потолками и множеством окон: здесь был размещен макет города Берлина — со всеми улицами, площадями, крупными зданиями и парками.

Офицеры из оперативного отдела штаба фронта молча сновали вокруг макета, установленного на небольшом возвышении. Заглядывая в свои карты и записи, они передвигали на макете миниатюрные танки и фигурки пехотинцев по мере продвижения частей фронта к центру Берлина. Жуков следил за этими передвижениями, иногда бросал короткие замечания, из которых следовало, что необходимо кого-то из командующих армиями подстегнуть, заставить идти вперед быстрее, чтобы не отставать от соседей и не оголять их фланги. Офицер, отвечающий за свой сектор, выслушав маршала, стремительно покидал зал, записывая что-то на ходу в рабочий блокнот.

В дверях показался начальник штаба генерал Малинин, полный, широкий, невысокого роста, решительно прошел к макету, глянул на Жукова.

— Что там у тебя, Михал Сергеич? — спросил Жуков, не поворачивая головы.

— Только что получены сообщения, — с некоторой торжественностью сообщил генерал Малинин. — Первое: танки нашего и 1-го Украинского фронтов встретились в районе города Кетцин, завершив таким образом полное окружение Берлина. Второе: в районе города Тойпитц завершилось окружение 9-ой полевой и отдельных подразделений 4-ой танковой армий противника. Третье: 12-я армия немцев окончательно отрезана от города и теперь никак не сможет повлиять на судьбу Берлина. И, наконец, четвертое: наши передовые батальоны вышли, как видите, к центральным кварталам города.

— Очень хорошо, — кивнул головой Жуков. И пробормотал: — Четвертая танковая…

— Что вы сказали?

— Так, ничего. Вспомнил, сколько эта самая Четвертая танковая и Девятая полевая доставили нам неприятностей под Москвой. И вот теперь пришел им конец. Всему когда-то приходит конец…

— Совершенно с вами согласен.

— А как дела у Конева?

— 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко ведет бои в южной части Берлина с общим направлением на Тиргартенпарк… — начал было Малинин, но Жуков перебил его:

— Передай Катукову, чтобы усилил нажим и вышел первым к западной окраине Тиргартенпарка. Мы не должны позволить частям берлинского гарнизона и руководителям Германии вырваться из города и выйти на тылы танковой армии Богданова. Держите постоянную связь с Рыбалко, чтобы свои своих не покрошили в этой кутерьме. И не забывайте, что, согласно приказу Верховного Главнокомандующего, Берлин берет 1-й Белорусский при содействии… при содействии! — учтите это — 1-го Украинского.

— Я все учитываю, Георгий Константинович, — склонил седеющую голову генерал Малинин.

— А что у Рокоссовского?

— Войска Рокоссовского форсировали Одер, окружили крупный узел железных и шоссейных дорог город Пренцлау, прорвав последний из укрепленных рубежей противника, и продвигаются в западном и северо-западном направлении. Судя по всему, дальнейшее наступление 2-го Белорусского фронта будет развиваться более стремительными темпами.

— Спасибо, Михал Сергеич, — кивнул головой Жуков, отпуская начальника штаба фронта.

Итак, Берлин окружен, дни фашистской Германии сочтены. То, что не удалось немцам осенью сорок первого под Москвой более чем за месяц беспрерывных атак на советские войска Западного фронта, которым командовал Жуков, удалось ему, Жукову, его армиям и армиям других фронтов всего за десять дней в ходе Берлинской наступательной операции. Правда, эти десять дней лишь завершающая часть четырехлетней борьбы, борьбы на истощение человеческих и материальных ресурсов, но они и венец этой борьбы, от которого получит свои лавры каждый, кто выжил и не согнулся за эти страшные четыре года.