– Послушай, Александр Андреич, – неожиданно сказал он. – Ты, пожалуй, предоставь-ка мне бумаги, где у тебя статьи расходов на дворовых людей – одежда, дрова, еда. Я перед сном пошуршу немножко… Да подушную книгу не забудь.
– Хорошо, ваше превосходительство, – склонил голову Саша. – Федя, обеспечь!
– Да, ваша милость! – камердинер вышел.
– Впрочем, не сомневаюсь, что у вас и там порядок, – задумчиво отметил чиновник.– Вася, я пойду, устал, а ты составь компанию барину. Александр Андреич, пришлите ко мне девку, которая спину мазала, пусть полечит старика.
Никанор Иванович вышел из-за стола, откланялся, молодёжь, привстав, почтительно проводила его, пожелав доброй ночи. Старик отправился ждать бумаги и Дуню с волшебной мазью, Саша, подмигнув Василию Алексеевичу, достал колоду карт:
– Вистанём перед сном?
– Ну… давайте, – протянул секретарь, прекрасно понимая, что Никанор Иванович отправился на боковую, чтобы дать ему возможность выудить хоть что-то у помещика.
– Наливочки? – продолжал завлекать Саша.
– Рябиновая? – прищурил зелёные глаза Василий, который уже снял сюртук, распустил галстух и закатал рукава, обнажив крепкие руки с рельефными мышцами. Кожа его была покрыта лёгким пушком и золотистыми веснушками, как у многих рыжих.
– Обижаете! Малиновая есть, черносмородинная. Ваше благородие, мускулы-то у тебя каковы! – с лёгким оттенком восхищения сказал Саша.
– Боксом занимаюсь. Английская борьба такая, очень полезно для здоровья.
– Это на кулачках, что ли?
– Да, но не по русскому обычаю, а как англичане делают. Экзерсисы.
– Ого! – уважительно отозвался молодой помещик. – Покажете?
– Ну, ежели времени достанет, покажу!
– А пока давайте предадимся радостям плоти, carpe diem, так сказать! – Саша разлил по стопкам наливку и щёлкнул колодой карт.
Никанор Иванович перебирал бумаги, в которых, как он и предполагал, оказалось всё комар носу не подточит. По записям выходило, что дворовых потчуют чуть не три раза в день, одежду обновляют регулярно, дров да всего остального в избытке.
– Да… – промычал чиновник, вспоминая бледные и хмурые лица челяди. – Хоть и надели они лучшие наряды, лицо-то никуда не спрячешь…
В дверь тихонько поскреблись
– Дуня? – встрепенулся старик. – Заходи смелей, красавица!
Зардевшаяся от таких слов, Дуня вошла в комнату и с поклоном протянула чистый выглаженный платок.
– Зачем? Оставила бы себе, у меня ещё есть! – отмахнулся он.
Девушка прижала руку с платком к сердцу и опять поклонилась чиновнику.
– За платок? Да ладно тебе, такие пустяки, – улыбнулся Никанор Иванович. – Давай-ка, доставай свою целебную мазь, да подлечи меня, чтоб мерин старый жеребцом взыграл!
Дуня хихикнула, прикрывшись ладошкой, голубые глаза весело блеснули.
– Рассмешил тебя я? Вот и славно! – он улёгся на живот и закрыл глаза, прислушиваясь к приятным ощущениям в постоянно нывшей пояснице.
– Дуня, – спустя некоторое время спросил он. – А ты только на подхвате у Миронихи или сама лечить умеешь?
Девушка утвердительно промычала.
– Это хорошо, – пробормотал старик. В голове его начал зреть план.
Когда Дуня обработала поясницу и помогла Никанору Ивановичу привстать и перевернуться, он спросил её, внимательно глядя слезящимися и почти бесцветными, но острыми глазам:
– Дуня, Ваня твой друг?
Она, потупив взор, согласно кивнула.
– Я здесь по просьбе великой другого его друга, графа Михаила Петровича Завадского, у которого Ваня в бегах скрывался. Граф очень желает помочь ему, вызволить от вашего барина. Меня попросил разведать, что да как, – старик тяжело вздохнул. – Ничем, Дунечка, я ему помочь не смог, всё у Александра Андреевича чисто, не придерёшься.
Девушка внимательно слушала.
– Не сможешь ли ты, умница, ему записочку передать от графа? Мне бы надо, чтобы Ваня ответ хоть кое-какой нацарапал, да это, думаю, совсем не под силу устроить.
Немая расцвела и протянула руку.
– Поможешь? Передашь? – оживился старик.
Дуня закивала головой и протянула и вторую руку.
Никанор Иванович достал из кармана сюртука сложенную в несколько раз записку и вложил в Дунину маленькую ладошку, обняв её своей большой ладонью:
– Спрячь получше, чтобы никто не нашёл!
Девушка отвернулась от него, совершила короткую манипуляцию и, обернувшись, указала себе на грудь. Щёки её рдели маковым цветом. И такая она была в этот момент красавица: смущённая от возложенного на неё поручения, голубые глаза сияли, розовые губки улыбались, что старик не удержался и погладил её по русым косам:
– Умница ты какая, Дуня!
А она жестами показала, чтобы он дал ей и чем писать. Никанор Иванович нашёл огрызок карандаша, и Дуняша спрятала его туда же.
– Ну вот, – сказал он. – Чтобы тебя ни в чём не заподозрили, как откроем дверь, я тебя хлопну по… попе, а ты сделай вид, что тебе нравится, хорошо?
Игриво блеснув глазами, девушка улыбнулась и кивнула.
– Ну что, красавица! – громко сказал чиновник, открывая дверь. – Утешила старика, озорница!
Дуня засмеялась, и шагнула наружу, но Никанор Иванович поймал её за руку, притянул к себе, чмокнул в щёчку:
– Ух, шалунья! – с этими словами хлопнул ладонью по мягкому месту.