Жернова судьбы

Девушка взвизгнула и побежала по коридору мимо опешившего стража.

– Приходи завтра лечить меня, не забудь! Утром! – крикнул ей вслед чиновник, молодецки подкрутил пышные усы и подмигнул Прохору, стоявшему напротив.

– О как! Учись, пока есть у кого! – гордо сказал ему и захлопнул дверь.

Подобные эскапады были совершенно не в духе Никанора Ивановича: он потерял любимую жену десять лет назад, когда ей было тридцать пять лет, а ему сорок пять, и с тех пор как-то не интересовался женским полом, причислив себя к стану стариков, посвятив себя государственной службе. Но почему-то сейчас ясноглазая и розовощёкая Дуня, крепостная девка, немая, заставила его остывшее старческое сердце трепетать.

– Чудеса! – пробормотал он, укладываясь спать, несмело лелея пред внутренним оком облик смеющейся зардевшейся Дуни.

Проснулся Никанор Иванович от шума и возни в комнате.

– Василий, ты ли? Который час?

Молодой чиновник, бледный и растрёпанный, в расстёгнутой до пупа рубахе, налил в стакан воды из графина и начал жадно пить.

– Не знаю, Никанор Иваныч, – икнув, ответил он.

Потом икнул ещё раз и, схватив таз для умывания, с громовым рёвом изверг в него содержимое желудка. Потом ещё и ещё раз. Застонал, утёр рот полотенцем и тяжело повалился на кровать.

– Василий! – позвал его начальник. – Васька! – повторил громче.

– А? – рыжий встрепенулся и сел.

– Выставь таз за дверь! – велел Никанор Иванович. – И рассказывай, что узнал!

– Может, завтра? – простонал Василий, жалобно посмотрев на него.

– Сей секунд! – ещё строже сказал чиновник.

Молодой человек потащил таз за дверь, бормоча что-то об извергах, из-за которых начинающим дарованиям никакой жизни нет, потом собрался опять завалиться на кровать, но неумолимый начальник приказал стать пред его ясными очами и ответствовать. Покачиваясь, Василий утвердился на полу, для равновесия придерживаясь за стенку, сам бледный, как эта стена.

– Фу! – брезгливо проворчал Никанор Иванович. – Как можно было так упиться?!

– Так вы же сами… велели разузнать, – пьяно удивился разведчик.

– Ну и что ты узнал?

– Здоров же он пить! – заявил Василий. – Бочками… сороковыми хлещет… и ни в одном глазу!

– Это оочень важная информация, конечно! А по нашему делу ты хоть что-то вызнал?

– Чтоб что-то вызнать… сперва, дядя, его надо было напоить! Что я и делал! Со всей ответственностью выполняя… возложенное на меня поручение! – он поднял вверх указательный палец и… икнул.

– Васька! Ты опять?! – возмутился Никанор Иванович, оказавшийся дядей молодого чиновника.

– Не, не, дядя, не волнуйся, я всё контролирую! – невнятно пробурчал племянник.

– Пороть тебя надо как сидорову козу! – окончательно рассердился Никанор Иванович.

– Так вот, – важно продолжил Василий, еле держась на ногах. – У него есть целый гарем из дворовых девок! Хорошенькие! – он поднёс пальцы, сложенные щепотью, к губам и звучно чмокнул их.

– Василий, ты…?! – дядя аж привстал на кровати.

– Нет, дядь, ты что?! Я ни-ни! – замахал руками племянник. – Хотя им очень меня хотелось… но я… – взгрустнулось ему внезапно, – я как скала!

– Напился как сапожник, значит, с девками шуры-муры… ещё что? – строго вопросил Никанор Иванович.

– В вист партийку составили. Другую, третью…несколько.

– Нет, зря я на тебя надежды возлагал, – покачал головой старик. – Всё без толку. Пень пнём!

– А вот и нет! – обиделся молодой человек. – Во-первых, Саша сказал, что Ивана ещё его мать на свободу приказывала отпустить, а он волю её не исполнил, и это его мучает, он страшного суда боится.

– Ну, это неплохая новость, – пробормотал Никанор Иванович. – Может, ещё не всё потеряно. Но прищучить за это мы его не можем!

– Во-вторых, самоубийца – это Савва, друг Ивана. Парнишке шестнадцать лет было, а Федька его изуверски пытал и мучил, вот он и повесился, – Василий как будто протрезвел и утёр холодный пот, выступивший на лбу. – Помещик сказал, что у парня черви в спине завелись… Это тоже его изводит, молится он постоянно…

– Страх-то какой, – прошептал Никанор Иванович. – Ну, что ж ждать от таких нехристей, им мать родную не жалко, а тут мальчишка чужой… Мучается, говоришь?

– Да.

– Ну, ещё в копилку не совсем погибшей души помещика. Но и это мы привязать к расследованию не можем: нет тела – нет дела. Слова крестьян во внимание не принимаются. Ещё что?

– Рассказал, как по наущению соседа своего, помещика Болтова, над Ваней измывался, старался сломать его и к покорству привести… На спину ему порох насыпали, в раны от кнута, и подожгли, – хмель у Василия совсем прошёл, он налил в стакан воды и махом проглотил её. – Ты знаешь, дядя, он даже плакал…Мне кажется, Саша неплохой человек, но слабовольный, бесхарактерный, на него Федька этот влияние огромное имеет. Он просто сумасшедший, такое с мальчишкой делать… Да и Болтов этот хорош! Вот к кому бы с проверкой, а, дядя Никанор?! – сверкнув глазами, спросил молодой человек.