Жернова судьбы

Ваня увидел девушек… Когда Болтов грубо перевернул его на спину, взгляд его взлетел ввысь, скользнув по окнам господского дома, и он успел заметить их милые, встревоженные лица и затрепетавшие в окне ладошки, словно крылышки маленьких звонкоголосых птичек… Запечатлел в сердце, несмотря на пожиравшую его изнутри боль, и держал перед глазами, пока не провалился в забытьё…

Гаврила, мерно и спокойно шагая, сопровождаемый своими ражими помощниками, подошёл к избушке бабушки Миронихи и стал перед крыльцом, угрюмо мотнув парням головой. Один из них, Нефёд, постучал в дверь и отступил, чтобы не испугать старушку.

Дверь приоткрылась, и травница выглянула из полумрака курной избы:

– Кто здесь?

– Мать, это я, Гаврила, открой!

Мирониха распахнула дверь и застыла, глядя на безжизненное тело в руках кузнеца:

– Охти мне, святители Господни, Богородице Благодатная Мария, помилуй нас! –мелко перекрестилась и отступила в глубь сеней, маша руками. – Скорей, скорей, Гаврилушка!

Низко пригнувшись, кузнец вошёл со своей ношей в небольшую, пропахшую травами комнатку.

– Куда положить?

– Подожди, Гаврилушка, вот тюфячок, клади на него! – кряхтя, старушка, потащила тюфяк, но Нефёд, вошедший следом, осторожно отобрал его у травницы, расстелил на земляном полу и помог Гавриле уложить Ивана.

– Надо Варюшку позвать, – прошептала Мирониха, глядя на парня, который более походил сейчас на тряпичную куклу, чем на человека.

– Новую птичницу? – спросил кузнец.

Бабка просто кивнула, потеряв дар речи.

– Нефёд.

Парень, не говоря ни слова, вышел из избы.

– Мать, что ещё надо? – хмуро спросил мужик.

– Гаврилушка, помоги снять одёжу. Всю.

Вдвоём они стали осторожно раздевать Ивана, извлекая его неживые руки из рукавов. Из-под рубахи показалась исхлёстанная грудь, покрытый ожогами и рваными ранами живот, на шее – кровавые полосы.

– Порты сымать?

– Сымай, чего я там не видела, – махнула рукой бабка, осторожно поворачивавшая голову Ивана, чтобы убедиться в целости шейных позвонков.

Кузнец бережно стащил с парня порты, высвободив ноги, и замер, глядя ему в пах.

– Ну что там? – с тревогой спросила травница. – Что ты застыл?

– Мать, погляди-ка, – пробормотал Гаврила, гулко сглотнув сухим горлом.

Мирониха посмотрела и ахнула:

– Ах, нехристи!

Мошонка Ивана была крепко перетянута у основания шелковой нитью, она раздулась, налилась кровью, приобрела нездоровый синюшно-багровый оттенок.

– Что удумали, нечистый их забери!– рассердилась бабка. – Гаврила, на столе где-то нож лежит, принеси!

Не говоря ни слова, кузнец достал из-за уха ножик с тончайшим и острейшим лезвием и протянул Миронихе. Она, нисколько не удивившись этому, осторожно подрезала и убрала нить. Вздохнула, распрямившись, принесла тряпицу, смоченную холодной водой, и полотенце:

– Приложи, да срам прикрой, сейчас девица придёт, негоже, чтоб она это видела, – и продолжила осмотр.

Через несколько минут, прощупав все суставы и сочленения, бабка спросила:

– Гаврила, сказывай, что знаешь. Без утайки.

– Мать, я услышал только, что на дыбе его ломали, но суставы вправили.

– На дыбе… – травница бережно пригладила Ване волосы, грязные, слипшиеся от пота. –Богородице Пресвятая Дева, помоги нам, грешным, не оставь свою милостию… У него все жилы растянуты, потому ни руки, ни ноги не слушаются. Надо много полотна, чтобы суставы перетянуть. Мабудь, всё нутро отбито, но тут надысь глядеть, как мочиться будет, ежели с кровью – плохо дело…

Вошёл Нефёд с девушкой лет пятнадцати, ясноглазой и круглолицей.

– Бабушка? – несмело спросила она, глядя на распростёртое на полу практически обнажённое тело, и покраснела.

– Ты, Варюха, ежели хочешь лекарскому мастерству учиться, стыд отбрось, – строго сказала Мирониха. – В человеческом теле для тебя тайны быть не должно, что в женском, что в мужеском! Поди поставь воду греться, да готовь травы для сонного отвару. Надо, чтобы он спал, иначе сильно страдать будет. Принимайся!

– Не надо ли чего ещё? – спросил кузнец.

– Гаврилушка, ежели б одеяло меховое… укутать, чтоб не простыл, да полотна поболе…

– Найдём. Вот ещё что, мать, помещик сказал, что парень четверо суток не пил, не ел…

– Козу подоить надо! – звонко сказала Варя. – С яйцом свежим разболтать – это и еда, и питьё будет.

– Умница, девка! – похвалила старуха, принимаясь толочь травы в ступке для изготовления целебных мазей.

– Мать, подними его, – сурово сказал кузнец. – Поставь на ноги. В ём одном наша надежда. Мы чем можем – поможем. Под руками у тебя Нефёдка будет, он парень толковый. Ежели что надо – говори, всё достанем, – с этими словами Гаврила поклонился и вышел, уведя за собой подмастерьев.

Нефёд остался сидеть снаружи на крыльце, готовый помочь в любой просьбе.