Жернова судьбы

– Барину докладывать пошёл. Сейчас сокол наш призовёт меня пред свои ясные очи, – с иронией ответил Иван.

– Помни: ты слаб, еле ходишь! – бабка погрозила пальцем. – Не геройствуй, прикинься немощным!

– Да помню, бабушка. Дай-ко рубаху вздеть.

К барину шёл долго, еле передвигая ноги, шатаясь. Опять кабинет, опять брат за столом и двое охранников рядом. Александр Андреич молчал, разглядывая свою бесконечную головную боль.

– Выздоровел? – спросил отрывисто.

– Встал на ноги, барин, первой раз. Руки-ноги слушаются…

– Славно, – откинулся на спинку кресла, соединил ладони в замок, повертел большими пальцами. – Живучий, значит…

Иван промолчал, его мнения явно не спрашивали.

– Ты вот что, Ваня, – он удивлённо вскинул глаза на барина: тот отродясь его так не называл. – Сегодня можешь отлежаться, а завтрева придёшь, я определюсь, куда тебя пристроить. Хватит дармоедничать. Трутней не кормлю! Всё понял?

– Да, барин.

– Иди, – отмахнулся, как от мухи.

Иван вышел на улицу: солнце светило ярко, голубело небо с лёгкими мазками перистых облачков, день обещал быть чудесным и приветливым. Он поднял лицо навстречу тёплым лучам и, прижмурившись, постоял немного, позволив себе не думать ни о чём. Скользнув взглядом по стене дома, увидел в окне девичьей Арину и чуть склонил голову в знак приветствия – она помахала ему рукой.

– Что же с вами, девушки, будет? – пробормотал. – Мы-то, мужики, понятное дело, будем драться, а коли схватят – умрём с честью. А вы-то как? Птички звонкоголосые?.. – внезапно гнев опять прихлынул дегтярной волной. – Дай мне только на ноги встать, братец, я здесь всё разнесу. Камня на камне не оставлю! Верно бабушка Мирониха говорила: выигрывает терпеливый. Терпеть я умею. Недолго осталось…

– Чего стоишь?! – резкий окрик вырвал из дум.

– Да вот чуток на солнышке погреюсь, Фёдор Ипатьич? – Иван добавил в голос жалобные, просящие нотки. – Дозвольте?

– Что барин сказал? – чёрные глаза пронзительно смотрели из-под насупленных бровей.

– Его милость приказали нынче отлежаться, а завтра скажут, какую работу буду сполнять.

– Наручи зачем напялил? – последовал вопрос.

– Так это… пясти слабые у меня, выворачиваются то и дело. Гаврила надел, чтобы состав держали…

– Иди прочь, не маячь тут! – приказал камердинер и пристально следил, как Иван неуверенно идёт, приволакивая ноги и останавливаясь.

Войдя в избушку, он в изнеможении опустился на табурет. Варя испуганно вскрикнула и, подбежав, пощупала лоб, проверяя, нет ли жара.

– Я тебе говорила, неслух, поберегись! – рассердилась травница. – Совсем уморился!

– Да я не из-за этого, бабушка! – ухмыльнулся Иван. – Из-за того что немощным велела притворяться! Тяжело это!

– Языком-то не мели попусту, сымай рубаху, пора раны перевязать!

Благодаря волшебным мазям Миронихи и неусыпной заботе двух целительниц – старой и молодой – Иван быстро шёл на поправку. Раны затянулись, зарубцевались, заросли крепкой розовой кожицей и уже не лопались при каждом движении. Конечно, торс его был обезображен, но шрамы лишь подчёркивали грозную красоту натруженного долгими годами тела. Мастерицы принялись обрабатывать и перевязывать раны.

– Что самодур тебе сказал-то? Зачем звал? – поинтересовалась бабка.

– Завтра работу даст.

– Завтра?! – ахнули они хором.

– Рано тебе, сынок, не сдюжишь! – запричитала Мирониха.

– Смогу, бабушка, пора. С людьми надо говорить. Хватит мне прятаться, как кроту в норе. Помнишь, ты мне про охотников на птиц рассказывала? Как они птенцов из гнезда добывают?

– Как не помнить. Ты тогда совсем дурной был… помереть мог от глупости.

– Я думаю, бабушка, время пришло начинать охоту. Ещё чуток выжду – и… – он замолчал. – Ты-то со мной пойдёшь?

– На старости лет мне бы на печи сидеть, да калачи беззубым ртом жевать, а ты на бунт подбиваешь, – проворчала бабка.

– А ты, Варя? Что думаешь?

Девушка засмущалась. Сама мысль, что от неё ждут какого-то решения, бросила её в краску.

– Я… не знаю…

– Решайся: с нами пойдёшь или в поместье останешься – иного пути не будет, – улыбнулся Иван.

– Я… с вами… наверное…– чуть слышно пробормотала она.

– Не смущай девку понапрасну! – прикрикнула старуха. – Как я решу, так и будет: куда она без меня!

– Я вот, бабушка, мыслю, как бы с девушками-кружевницами поговорить, – задумался парень. – Они одни ничего не знают, испугаются ведь, ничего не поймут…

– Я найду способ, – неожиданно сказала Варя. – Я им водицы отнесу. Пошепчусь втихомолку.

– Ты, девка, с Ариной и Палашей поговори, они толковые, поймут, что к чему.

– Вы только научите, что сказать, а я передам! – блеснула Варя яркими глазками.

***

В доме семьи графа Завадского на большой улице Симбирска, которую вот-вот назовут Самарской, царила гнетущая атмосфера. Когда первая радость, вызванная бумагой, переданной Михаилу Петровичу Никанором Ивановичем, улеглась, когда Пульхерия Ивановна свыклась с мыслью, что она теперь разведённая свободная женщина, думы её опять обратились к любимому Ванечке…