Жернова судьбы

Пульхерия, с помощью горничной переоблачившаяся ко сну, лежала на широкой супружеской кровати и глотала горькие слёзы. Её давно оставили чувства, охватившие в первый день после ареста любимого. Тогда она испытывала не то что страх – ужас за судьбу Вани, страдала от боли и собственного бессилия, ощущала себя ничтожной песчинкой на жерновах мироздания. Невозможно передать глубину отчаяния, в которое она упала, как падает юное деревце, подрубленное жестоким браконьером. В таком состоянии она находилась несколько дней, но потом ей показалось, что колесо Фортуны завертелось и удача скоро улыбнётся. Однако день сменялся ночью, и ничего не происходило, надежда оборачивалась тщетой… Только глубокое уважение к гостеприимным хозяевам, нежелание их огорчать заставляло Пульхерию сохранять видимость спокойствия, быть уравновешенной, лишь изредка тревога пробивала брешь в личине самообладания. Но в последнее время ей всё труднее было справиться со своими чувствами, в которых, к её удивлению, на первый план стали выходить негодование, гнев, ненависть и желание отомстить. Лёжа в постели, она иногда представляла, как собственными руками наказывает негодяев, сломавших судьбы ей и её возлюбленному. Правда, представления эти были смутными и неопределёнными, но вот чувства, которые они вызывали, – самыми что ни на есть конкретными и страстными – Пульхерия сначала пугалась себя самоё, но затем осознала, что негодовать намного лучше, чем страдать, и с тех пор каждую ночь намеренно вызывала в себе гнев. Он помогал ей выбраться из беспросветной бездны отчаяния и жалости к себе.

На следующий день события понеслись вскачь… Рано утром, когда ещё было темно, раздался стук в дверь. Прибежали испуганные слуги, вышел в халате заспанный хозяин дома, Екатерина Ильинична и Пульхерия Ивановна тоже выглянули из своих спален. Михаил Петрович кивнул камердинеру, вопросительно смотревшему на него.

– Кто там? – строго спросил Николай Игнатьич.

– Открывайте! Вести из Москвы! – ответил звонкий голос.

– Открывай! – приказал насторожившийся граф.

Лакеи распахнули дверь, и в прихожую вошёл Василий:

– Здравствуйте, граф, графиня.

– Василий Алексеевич? – с удивлением воскликнул Михаил Петрович. – Какими судьбами? Или… с Никанором Иванычем что случилось?!

Екатерина Ильинична ахнула, старый камердинер перекрестился.

– Нет, что вы, не волнуйтесь! – торопливо сказал молодой человек. – Простите, не подумал, что переполошу вас, старался побыстрее прискакать! – он протянул графу пакет.

– Что это?

– Это ответ из департамента от Поветова. Никанор Иваныч понимал, как сильно вы ждёте известий, поэтому попросил меня самолично отвезти вам ответ. Даже с нарочным так быстро не получилось бы. Велите коня принять.

– Василий Алексеевич, ты верхами, что ли?! – воскликнул граф. – Николай, прими у Василия Алексеевича пальто, пусть конём займутся да живо умыться дайте! – затем он сломал печать, вскрыл конверт и вынул два листа бумаги.

– Мишель, ну что там? – с тревогой спросила графиня, Пульхерия же просто смотрела, вся душа была в её глазах.

– Это отрицательный ответ, – проговорил граф. – Они узнали, кто этот Алексей и выяснили, что он умер…

Пульхерия ахнула.

– Все его дела передали другому душеприказчику, но он заболел и уехал за границу поправлять здоровье. Они отправили туда запрос, но это дело долгое, раньше, чем через месяц, ответа не будет…

– Всё кончено, – прошептала девушка и прижала руки к груди. – Месяц… – она привалилась к стене, графиня обняла её, не давая сползти вниз.

– Но тут есть ещё одна бумага, – медленно сказал Михаил Петрович. – Она наделяет подателя сего абсолютными полномочиями, предписывает беспрекословно повиноваться его воле, какое решение он бы ни принял. Подписано императором Павлом… – граф поднял глаза – Это кто ж из них добыл? Неужели Никанор Иванович?!

Рыжеволосый молодой человек улыбался, утираясь полотенцем:

– Я думаю, с такой бумагой мы сможем вырвать вашего друга из лап Зарецкого!

На Пульхерии лица не было: она смотрела на Василия Алексеевича и плакала.

– Душенька, успокойтесь! Мария, отведёмте её в покои! – Екатерина Ильинична и горничная увели вконец обессилевшую девушку.

– Это… – Василий вопросительно посмотрел на графа.

– Простите, я не представил вас! – Михаил Петрович махнул рукой. – Это Пульхерия Ивановна, спутница Ивана Андреевича. Да что это я! Совсем спятил! Проходите, друг мой! Вы не хотите ли перекусить с дороги?

– Благодарствую, граф, – ответил молодой человек. – Да, я бы поел, если это не затруднительно, и, ежели возможно, прилёг бы где-нибудь в уголке. Мчался к вам без роздыху.

– Николай! Подавай обед да распорядись приготовить постель для гостя!

Мужчины перешли в столовую и в ожидании еды стали разговаривать. Чуть позже к ним присоединилась Екатерина Ильинична, которую никакие силы не могли удержать в кровати.

– Мишель, – вошла она. – Я не могу быть в неведении! Это меня убьёт! Скажи, что ты решил?