Жернова судьбы

– Вы просто не представляете, на что способен этот изверг, – как-то за обедом сказала она, после того как граф с графиней хором попрекали её в отсутствии аппетита и уговаривали съесть хоть кусочек рябчика, потому что ей надобно заботиться о будущем ребёнке. – А я знаю… Я всё видела! Словно меня к этому столбу приковали… и забыть это, поверьте, не в человеческих силах! Я потом приходила на место казни и слушала, не возопиет ли сама земля, по которой этот кровопивец ходит… Но нет! Молчит… все молчат… никто роптать не смеет, потому что нет справедливости на этом свете для простых людей!

Пульхерия с горечью смотрела на них:

– Если бы Бог дал мне крылья, я полетела бы к нему, чтобы убедиться, что он жив-здоров и не сжил его этот ирод со свету… Но и этой малости у меня нет. Граф, уже месяц прошёл, как Ванечку увезли, может, он в земле сырой давно… – огромные голубые глаза, глядевшие с осунувшегося личика, наполнились такой печалью, что, казалось, даже воздух в гостиной сгустился. – Сколько же ещё ждать?

– Пульхерия Ивановна, голубушка вы моя, – бережно начал Михаил Петрович, боясь, как бы не сказать неосторожного слова, могущего вконец расстроить девушку. – Мы должны надеяться на милость Господа нашего и ждать… Покуда это всё, что есть в наших силах.

– Душенька, ну не терзайте вы так себя! – взмолилась графиня. – Вы ведь не одна, совсем скоро вас двое будет! Вы в ответе за здоровье будущего малыша! Кушайте, прошу вас! А хотите, – всплеснула она руками, – завтра же в церковь пойдём, помолимся, свечки поставим! Хотите?

– Пойдёмте, Екатерина Ильинична, – вздохнула Пульхерия. – Всё лучше, чем тут без дела сидеть… Да только…

– Что только, милая? – встревожилась графиня.

– Я ведь и в церкви его лик вижу… На иконы смотрю, а там Ванечка…– губы её затряслись в тщетной попытке сдержать рыдания. – Простите меня, опять я вам весь вечер испортила…

Она извинилась, встала и ушла в свои покои.

– Мишель, – Екатерина Ильинична сама чуть не плакала. – Действительно, сил нет ждать… Даже мне невыносимо! А уж что бедняжка чувствует, одному Богу ведомо… Ежели б подобное с тобой произошло… ежели б судьба так безжалостно нас разлучила, я бы жить не смогла… даже сейчас.

– Погоди-ка, это что же ты только сказала, Катя? Как это: даже сейчас? – граф внутренне возликовал, обрадовавшись возможности направить разговор в другое, не такое болезненное русло. – А ну-ка, объяснись!

– Мишенька, мы ведь с тобой уже не так и молоды, – начала Екатерина Ильинична.

– Спасибо тебе, душенька, – склонил голову Михаил Петрович.

– Мишель, перестань паясничать! – рассердилась графиня. – Да, не молоды! Нам уже не двадцать лет!

– Ну, положим, тебе точно не двадцать, а вот мне… – протянул граф.

– Да ты смеёшься надо мной! – обиделась Екатерина Ильинична. – Я серьёзно, а ты…

– Ну, ну, графинюшка моя любимая, прости, больше не буду! – повинился Михаил Петровичи притянул обидевшуюся жену к себе. – Продолжай, пожалуйста, душа моя!

– Да я уж всё сказала… – Екатерина Ильинична дулась, но поцелуи мужа заставили её растаять. – Ну согласись, Мишель, когда сердца юны и чувства пылки, ты жизни не представляешь без того, кого любишь, всё готов отдать, только чтоб быть рядом с ним… А сейчас…

– Да, что же сейчас? – граф поцеловал жену в носик.

– Сейчас, – вздохнула графиня. – Беспокойство о детях, их здоровье, образовании, хлопоты по хозяйству… столько всего, что и времени не находишь сказать друг другу ласковое слово…

– И что? – усмехнулся граф, целуя изящную ушную раковину супруги. – Ты полагаешь, что из-за повседневных дел наши чувства угасли, только потому что мы не говорим ежечасно о любви? Нет, Катишь, я считаю, что, напротив, с годами чувства становятся лишь крепче.

– Не то что угасли, – сопротивлялась Екатерина Ильинична. – Стали не такими обжигающими, поблекли.

– Категорически не согласен! С годами я открываю в тебе всё новые и новые прелести, и если раньше я был готов умереть ради тебя, то сейчас, Катя, я живу ради тебя и детей, моя жизнь благодаря вам стала полной, в ней появился смысл. И пусть нет в ней места африканской страсти (хотя ей-Богу, это было бы так смешно и нелепо, представь только: я Отелло, а ты Дездемона!), зато есть спокойная, уютная гавань, где тебя ждут и любят! Я, может быть, путано изъясняюсь, но это то, что я думаю!

– А у этих бедных птенцов даже своего гнезда нет, – прошептала Екатерина Ильинична, внезапно изменив тему разговора.

– Катенька, пойдём в опочивальню? Я вслух тебе почитаю… пойдём? – вздохнул граф. – Развеешься немного…

И супруги, обнявшись, удалились в спальню. Невесёлый вечер задался, как, впрочем, было почти каждый день после ареста Ивана Андреевича. Но ни граф, ни графиня не роптали на судьбу, пославшую им знакомство с двумя замечательными молодыми людьми, пусть даже эта встреча перебудоражила и перетряхнула всю их жизнь.