Жернова судьбы

– Я решил, Катенька, завтра же выехать к Зарецкому и потребовать выдать мне Ивана Андреевича! Больше я ничего не могу сделать, а ожидание становится просто невыносимым!

– Вы правы, граф, тянуть нельзя, я видел этого человека и его ближайшее окружение… – молодой чиновник покачал головой. – Это далеко не самые лучшие представители рода человеческого… Они способны на многое.

– Василий Алексеевич, – карие глаза графини с тревогой уставились на него. – Говоря, что они способны на многое, вы имеете в виду… самоуправство с крепостными?

– Если бы так, Екатерина Ильинична, – он покачал головой. – Это такие отъявленные негодяи… Думаю, они ни перед чем и ни перед кем не остановятся.

– Мишель! – воскликнула графиня. – Я запрещаю тебе ехать одному! Бери с собой слуг, иначе я места не найду от тревоги!

– Екатерина Ильинична, безусловно, права, граф. Возьмите двух-трёх крепких ребят, и я поеду с вами, – Василий улыбался. – Мне будет очень приятно снова увидеть Зарецкого… и выражение его лица, когда мы предъявим ему сей документ.

– Мишенька, я пойду расскажу всё Пульхерии, – заспешила графиня. – А вы, Василий Алексеевич, кушайте и отдыхайте, постель для вас готова!

Мужчины встали, проводив даму, и граф спросил:

– Что вы имели в виду, Василий Алексеевич? К чему надо быть готовым?

– Я думаю, граф, вам следует взять оружие, – спокойно ответил чиновник. – Там такие мордовороты… особенно один, Федька. Горло перережет и глазом не моргнёт. Мои пистолеты со мной, дядюшка приказал взять.

– Кстати, как его здоровье? – спросил Михаил Петрович, разливая по пузатым рюмкам херес.

– После того как купил лекарку у этого самого Зарецкого, на спину вовсе не жалуется, бодрый стал, словно подменили. Ваше здоровье!

– Ваше здоровье! – мужчины чокнулись и выпили.

– Я даже думаю, граф, что она ему… – Василий мигнул.

– Что?

– Что она ему нравится, представьте! – он откинулся на спинку стула.

– А девка-то хорошая?

– Она милая, приветливая, круглолицая такая… немая. Правда, не от рождения. Матрёна её говорить учит, и получается у неё.

– Ну, пусть судьба к нему благоволит, – поднял рюмку граф. – Довольно он страдал в одиночестве! За Никанора Иваныча!

– За Никанора Иваныча! – поддержал молодой человек. – Вы, Михаил Петрович, поутру будите меня, как сочтёте нужным, я привык к походным условиям.

На том и порешили.

***

– Едет кто-то, мин херц.

– Да вижу, – Александр присматривался к карете, запряжённой шестернёй, которая неторопливо двигалась по подъездной аллее.

– Богатый выезд, – заметил Федька. – Цугом едут. Гербы на карете.

– Кто бы это мог быть и за каким чёртом? – пробормотал помещик.

К незваным гостям в имении с недавних пор относились крайне насторожённо. Дворня тоже переполошилась: каждый раз, когда кто-то приезжал, начинали происходить события, чаще плохие. Отовсюду за каретой следили встревоженные глаза.

– Кого это к нам несёт? – спросил Гаврила у Ивана, который как раз пришёл к нему с рваной сбруей.

– Где? – он обернулся и увидел роскошную карету, сделанную в мастерской придворного петербургского Конюшенного двора по эскизу самого Иоганна Конрада Букендаля. В глаза бросился знакомый герб, и сердце бухнуло в рёбра.

– Это граф Михаил Петрович пожаловал… – прошептал он. – Тот, у которого я учительствовал…

– Твой благодетель? – прищурился на выезд Гаврила. – Коляска у него знатная, кони отменные.

– У графа один из лучших выездов в городе, на это он не скупится. Я пойду, а то мало ли чего, вдруг лошадок надо будет принять.

На самом деле Иван почувствовал такую безотчётную тревогу, что не смог оставаться в кузне. Он стоял и смотрел, как из кареты легко выпрыгнул рыжеволосый молодой человек, в котором сразу признал Василия Алексеевича, а следом, изящно склонив голову, вышел Михаил Петрович. О чём они говорили, конечно, не было слышно, но затем Александр широким жестом пригласил их в дом, и высокая сухощавая фигура графа исчезла в дверном проёме. Поместье как будто проглотило их…

– С нынешнего дня будешь чистить отхожие места! – Александр Андреевич, ехидно улыбаясь, смотрел на сводного брата.

– Как прикажете, барин, – на безучастном лице Ивана ничего не отразилось.

– Это работа не тяжёлая, как раз для тебя. На первое время. Потом подумаю, куда тебя определить.

– Слушаюсь.

– И что, так прямо и пойдёшь с говном возиться? – продолжал измываться Саша.

– Пойду, барин, – таким же безразличным голосом ответствовал Иван.

– И ничего не скажешь против? Промолчишь?

– Такая же работа, как и все. Её тоже кто-то должон сполнять. Можно идти, ваша милость?

Помещик минуту рассматривал строптивца, потом тяжело вздохнул и бросил карандаш на стол:

– Возвращайся в конюшню.

Иван посмотрел на барина с непониманием:

– А нужник как же?

– Ты оглох, что ли?! – мгновенно разъярился барин. – Что я тебе приказал?!

– Идти в отхожее место, – на лице крепостного не дрогнул ни один мускул.

– А потом?!

– Потом возвращаться в конюшню.

– Пошёл вон с глаз моих, дурак! – Саша выскочил из-за стола.

– Как прикажете, барин. Куда идти? – серые глаза смотрели с почтением.

– Вон я сказал!! – лицо помещика побагровело.