Жернова судьбы

– Стоп! – Александр стукнул ладонью по столу. – Господа хорошие, о чём изволите беседовать?!

– Проверил познания вашего слуги в латыни. Очень даже неплохие. И вы по-прежнему утверждаете, что у него нет никаких способностей?

– Даже если и есть! – воскликнул помещик. – Это мой раб, и я абсолютно не намерен вот так запросто отдать его вам! К чему? Какая мне от этого выгода? Здесь он работает, способствует процветанию моего поместья, а это, в свою очередь, означает процветание всей империи, не так ли, господа?

– В чём-то вы, безусловно, правы, Александр Андреич, – медленно сказал Михаил Петрович. – Но не советую вам противиться воле государя: последствия могут быть самыми печальными.

– Так вы мне угрожаете, что ли, не пойму? – тихо сказал помещик.

– Упаси Боже! – отмахнулся граф обеими руками. – Всего лишь предупреждаю…

– А вот я говорю вам: Бог высоко, царь далеко, а для своих крестьян я – Бог и царь, и власть моя неоспорима. И мою собственность никто у меня отнять супротив моей воли не властен, так?

Гости были вынуждены подтвердить.

– Поэтому, я полагаю, разговор окончен. Угощайтесь, господа! Моя кухарка весьма искусно готовит рыбу.

Ненадолго воцарилось молчание. Господа ели, Иван переминался у дверей, Фёдор стоял сзади хозяина.

– И всё же, Александр Андреич, давайте решим сей вопрос, – возобновил переговоры Михаил Петрович. – Возможно, вы сочтёте уместным продать своего раба? Сумму можете определить сами. Мы не стеснены в средствах.

– Да нет, не сочту, – пожал плечами помещик. – Зачем мне? Это всё пустое, – и продолжил поглощать фаршированного карпа.

Граф и Василий переглянулись.

– Хотя… – протянул Саша. – Может, и есть один способ…

– Какой же?!

– Обмен.

– Обмен? Только скажите, что вам надо, и я предоставлю это! – воскликнул Михаил Петрович.

– Пульхерию Ивановну, – остановившиеся глаза Саши внезапно напомнили графу змеиные.

– Нет! – донёсся от двери возглас.

– Молчать! – рявкнул Фёдор.

– Ещё раз вякнешь – прямо здесь и удавлю! – прошипел помещик, довершая сходство со змеёй.

– Это вы, конечно, не подумавши сказали, – спокойно ответил граф. – Пульхерия Ивановна, слава Богу, свободная женщина, и никто над ней не властен. Василий Алексеевич!

Молодой чиновник достал из портфеля бумагу и протянул Александру Андреевичу:

– Отныне Пульхерия Ивановна вольна делать всё, что ей заблагорассудится, и повиноваться велению собственного разума и сердца.

– Развод, значит, ей оформили? – глянув на бумаги, скрипнул зубами Саша. – Это ведь богопротивное деяние, как же вам удалось?! Жена да убоится мужа своего!

– Жена да возлюбит мужа своего, – возразил молодой чиновник. – И вы ошибаетесь, господин Зарецкий, почитая институт брака незыблемым. Согласно христианскому учению и Кормчей книге, супруги имеют равные права разводиться. Основанием явилось жестокое обращение с женой и прелюбодеяние, вот так-то. Брак ваш расторгнут, и вы должны радоваться, что вам не запретили новое супружество, поелику вы единственный сын у отца. Пока.

Помещик замолчал, лишь тяжёлое дыхание нарушало тишину.

– Так как же, Александр Андреевич, – прервал молчание Завадский. – Удастся ли нам разрешить дело по нашему обоюдному согласию и выданным мне предписаниям, не нарушая государево повеление?

– Я вам вот что скажу на это, граф, – змеиные глаза молодого барина обратились на него. – Бумага у вас, конечно, есть, но! – палец с большим перстнем уставился на Ивана. – Это мой раб, принадлежит мне по праву рождения, и отдавать его вам я не намерен. Никакая бумага или высочайшее повеление не заставит меня это сделать!

– Это ведь прямое неповиновение, Зарецкий, вы понимаете, на что осмеливаетесь? – тихо сказал Михаил Петрович.

– А вы попробуйте меня заставить! – расхохотался Саша. – Давайте, заберите силой! Что, кишка тонка?! – он глянул на Фёдора, и тот тоже заржал в голос. – Я сейчас, господа хорошие, прикажу его вздёрнуть – и вы ничего мне не сделаете, или в рекрутчину продам – а там ищи-свищи! Или, – злобно прошипел он, – прикажу на куски порезать и свиньям скормить – и концы в воду!

В столовой опять воцарилось тягостное молчание.

– Ну, что ж, – граф отложил салфетку и поднялся. – Я вижу, Василий Алексеевич, что дальнейшие переговоры не будут плодотворными. Господин Зарецкий открыто не повинуется государеву волеизъявлению, посему нам следует откланяться. Прикажите Проше запрягать. А вам, Александр Андреевич, я советую хорошенько подумать, в следующий раз мы приедем с другими циркулярами и в другом составе.

– Вы лучше об себе побеспокойтесь, – грубо сказал Саша.

– Честь имею, – Михаил Петрович слегка склонил голову и вышел из столовой, шепнув Ивану:

– Не падайте духом, мы вернёмся!

– Федя, проследи, чтоб они немедленно уехали! – процедил помещик и вплотную подошёл к Ивану. – Как же ты мне настоиграл, ублюдок… И ты, и благодетели твои треклятые! Пшёл с глаз моих!

Иван, ни слова ни говоря, поклонился и ушёл. Он с трудом смог сдержать радостную улыбку. Душа его ликовала: Пульхерия отныне свободна, и ребёнок их не будет рабом!

– Ради этого стоило жить! – пробормотал он.