Жернова судьбы

– А эти? – кивнул головой Василий на пленников.

– Тоже заберём с собой и сдадим в жандармерию, пусть с ними поступят соответственно их преступлению.

– Михаил Петрович, отойдёмте-ка, – заговорщицки шепнул чиновник.

– Что? – они подошли к кустам.

– Я тут подумал: не отправить ли нам гонца к Зарецкому? Изложим в письме наше требование: дать Ивану Андреевичу вольную в обмен на ваше слово дворянина не заявлять о нападении. По моему слабому разумению, это судьба предоставляет нам шанс добиться желаемого!

– Василий Алексеевич, это превосходная мысль! Лучшая выгода, что мы можем извлечь из этого положения! Пишите!

– Михаил Петрович, – тихо, но твёрдо сказал Иван, стоявший рядом. – Послушайте меня, пожалуйста. Не надо.

– Что не надо? – не понял граф.

– Ничего не надо. Остановитесь, вы всё больше увязаете в этом деле. К чему? Оставьте.

– Что случилось, Иван Андреевич? Что с вами? – встревоженно спросил чиновник.

– Вы так упорно добивались справедливости, но реальность такова, что её нет для простых людей. Что бы вы ни предпринимали, закон будет на стороне сильнейшего, а пострадает бесправный. Я боюсь, как бы вас за собой не утянуть.

– Не бойтесь, друг мой, не опускайте рук! – заторопился граф. – Мы не пострадаем, это невозможно!

– Ваше сиятельство, – ещё твёрже сказал Иван. – Судьба моя горькая, с кем бы она меня ни сводила, кого бы я ни полюбил, все несчастными становятся. Пульхерия, Савва, Арина Тимофеевна… вашу семью я покоя лишил, друзей ваших обременил своими горестями! Оставьте это, граф, прошу вас! И вы, Василий Алексеевич, устранитесь от греха подальше.

– Иван Андреевич, – проницательно взглянул на него молодой чиновник. – Ты не задумал ли чего?? Сразу предостерегу: в этом случае ты станешь государственным преступником, и тут закон будет, действительно, на стороне сильнейшего. Крепостной ли, дворянин ли – исход будет один – казнь!

– Довольно уже я вас беспокоил, пора каждому идти своей дорогой. Отныне, граф, наши пути расходятся, – неожиданно жёстко заключил Иван. – Далее я сам распоряжусь своей судьбой! Я запрещаю вам вмешиваться!

– Ну, хорошо, – легко согласился Михаил Петрович. – Только письма всё равно надо отправить, верно? Василий Алексеевич, ты пиши, как мы условились, а вы, Иван Андреевич, посоветуйте лошадь для Прохора.

– Ветерка пусть возьмёт. Конь добрый, послушный и быстрый. У барина все кони хороши, – даже в темноте было понятно, что Ваня улыбается. – Я на Крепыше вертаться буду, а гонцу какую хотите – ту и давайте, они теперь ваши!

– Гонец пешим пойдёт! – возразил Василий. – Не много ли ему чести! А тебе, Иван Андреевич, скорей возвращаться надо, вдруг барин хватится…А он хватится, ты для него ровно соска для младенца: и бросить надо, и мочи нет!

Иван легко взметнулся на коня, собрал поводья и с улыбкой посмотрел на друзей:

– Прощайте, ваше сиятельство! Прощайте, Василий Алексеевич, не поминайте лихом! Даст Бог, свидимся!

Ударил пятками в бока и пропал в ночи. Таким он и запомнился графу: улыбающимся, светлым и необыкновенно русским…

– Граф, – заспешил Василий. – Давайте скорее решать, что делать! Бросать его одного нельзя! Он задумал что-то, я следом поскачу! Вы разберётесь ли здесь без меня?!

– Обижаешь, Василий Алексеевич! – возмутился Михаил Петрович. – За пенёк меня держишь…

– Вот письма, держите, а я помчался! – молодой чиновник так же, как Иван, птицей взлетел в седло и посмотрел на графа. – Ваше сиятельство, действуйте, как мы договорились! Бумага с государевой подписью со мной, мало ли… – причмокнул губами и растаял в темноте.

Михаил Петрович остался один ночью посреди незнакомой местности… Ну, как один – слуги, пленники, кони и карета – со всем этим надо было разобраться, все ждали его указаний. Ну, что ж… граф вздохнул и начал:

– Проша, вот тебе депеша, скачи к Василию Аристарховичу Козыреву, приставу, скажешь, от меня срочно.

– Яков, пристёгивай коней к задку, Степан, этих мерзавцев покрепче свяжи – и в карету! Сами – вместе с ними, следить будете в оба глаза! Стой! Ты! – указал на мужика, который больше всех рыдал. – Ты сей же час отправишься к своему барину и передашь ему в белы рученьки письмо! Скажешь: от графа Завадского. Понял?! – рявкнул угрожающе.

– Понял, барин, батюшка, храни тебя Господь! – забормотал несчастный, уже не зная, что хуже: остаться здесь или пойти к барину, который жестоко спросит за невыполненное поручение.

– И только попробуй сбежать! Я тебя из-под земли достану! Пошёл вон!

Мужичонка торопливо заковылял по дороге, загребая лаптями пыль.

– Ваше сиятельство, а кто же править будет? – лакеи смотрели на него во все глаза.

– Кто, кто… Я! – граф ощутил себя чуть ли не героем авантюрного романа, постарался так же легко, как парни взлетели в сёдла, взмыть на козлы, но не получилось: забрался, кряхтя и чертыхаясь.

– Эге-гей, залётные! – крикнул, подбадривая себя, и карета двинулась по ночному тракту, оставляя за собой широкие следы.

***