До обрыва оставалось так мало, что мысли в моей голове носились с невероятной, почти несуществующей скоростью. Он понимал, что я не сбавлю ход. Он прекрасно знал, что я не стану прислушиваться к крикам Картера, хрипящим откуда-то позади.
Если я сорвусь с обрыва, он последует за мной.
У меня оставалось меньше секунды на то, чтобы принять решение. Вершина была так близко, что я почти могла вытянуть свою ладонь и коснуться промерзшей грязной земли не менее ледяными пальцами.
Еще всего лишь один рывок, и обратного пути не будет. Билл уперто следовал рядом, словно какая-то параллельная, навязчивая вселенная, задумавшая пересечься со мной своими линиями.
Моя ступня слетела с педали и тут же рванула к другой. Руль вывернулся, в плечах что-то болезненно дернулось, а затем машина вылетела с шоссе и замерла на обочине. Мое лицо столкнулось с какой-то твердой преградой, и за пеленой кровавой боли я ощутила, как на шею потекли теплые липкие капли.
Пальцы наконец разжали руль, судорожно подрагивая.
Я откинулась на спинку сидения и прикрыла глаза. Билл не позволит мне умереть. Он никогда не даст мне покончить со всем этим. Если бы я не затормозила, он бы отправился в бездну следом. Я просто не могла поступить с ним так.
С тупым запозданием до моего слуха донеслись визг колес и громкий хлопок дверцы. Но мое тело отказывалось двигаться. Я замерла, всецело сосредоточившись на стекающих по моему лицу горячих ручейках крови.
– Элли! Элли, ты слышишь?
Картер первым рванул ко мне.
Он распахнул дверь машины и вытащил меня наружу, уложив на землю. Спустя мгновение рядом раздался топот шагов Билла. Мое тело оторвалось от холодной ленты шоссе и зависло где-то в воздухе.
Билл сжимал меня так сильно, что я не могла сделать вдох. Обхватив мое почти безвольное тело ладонями, он уперся своим лицом в мою разбитую переносицу, не произнося ни слова. Его пальцы мелко подрагивали, я ощущала, как яростно колотится рядом его сердце. Но мне не хотелось смотреть на него. Не хотелось открывать глаз. Поэтому я лишь тихо вбирала воздух саднящими от боли ноздрями.
Он на самом деле никогда не оставит меня. Так же, как и Конор.
Никогда прежде я не знала о том, какой разрушительной силой может обладать любовь. Насколько это уничтожающее и темное чувство. Когда в один момент ты готов послать все к черту и разделить смерть с человеком, которого даже не успел узнать.
Все в этом чертовом колледже были больны. Мы все были сумасшедшими.
Я распахнула глаза только тогда, когда Билл разжал свои ладони, мягко опустив мое тело на каталку. Я видела, что по его окровавленным щекам текут слезы, но не могла понять, кому из нас двоих принадлежит эта кровь.
Он схватил меня за пальцы, поднес их к своим разбитым губам и закрыл уставшие веки. Я ощущала его горячее, сбивчивое дыхание на своих костяшках, когда он едва ощутимо скользил по ним мокрыми от крови губами.
Конор Мейерсон сделал меня совершено безумной. А теперь мое безумие плавно перетекало в вены Билла, лишая его рассудка. В этом замкнутом больном круге мы причиняли боль друг другу, нанося колотые раны в самое сердце, но больше всего от этого страдали невинные жертвы.
Жертва…
Так Конор Мейерсон назвал меня, когда подкараулил в душевой. Но он ошибся. Мы все были жертвами. Марионетками, безвольно болтающимися на хлипких нитях судьбы. Пешками, жизнь которых им даже не принадлежала.
Мы все были разбитыми, поверженными и больными. Но понятным это становилось лишь тогда, когда на арену выпускали новую кровожадную фигуру, жадно поглощающую человеческие жизни – любовь.
Я вытянула дрожащую руку и прикоснулась пальцами к щеке Билла. Он тут же открыл глаза и с силой сжал мою ладонь, перехватив ее.
Он неотступно следовал за мной, не отпуская ни на мгновение, пока носилки медленно катились к громко звенящему впереди белому фургону. А затем он забрался внутрь и сел рядом со мной, продолжая сжимать мои пальцы.
Двери за моими ногами захлопнулись, и фургон медленно покатил вниз.
Кто-то смывал с моего лица кровь, обрабатывая раны. Мою вторую ладонь сжимали чужие руки, что-то вводя в мои измученные, посиневшие вены. Но я не видела ничего, кроме глаз Билла, полных отчаяния и безумной боли.
– Давай уедем отсюда… – слабо шепнула я, но он прекрасно расслышал мои слова. – Давай сбежим…
На его губах появилась бледная, почти жалкая улыбка.
Он скользнул своей ладонью по моей руке, упираясь своими блестящими зрачками в мое лицо.
Странная жидкость, вливающаяся в мою кровь, заставляла мои мысли путаться и растекаться в стороны, словно лужу крови, которую я видела совсем недавно, проезжая по шоссе.
Я уже почти не ощущала ни пульсирующей боли, завладевшей моим лицом, ни прикосновений Билла. Как будто мое тело бросили в плотную, теплую воду, обступающую меня со всех сторон. Иногда, сквозь пелену медикаментозного бреда, я чувствовала чьи-то пальцы на своих руках. Но эти мгновения тут же растворялись, исчезая где-то внизу, скрываясь в плотной густой воде, все сильнее уносящей меня куда-то прочь.