массы воска и фитилей, скрытые за витражными стеклами. У каждого члена команды
тоже была в руках свеча, и все они склонялись под символической тяжестью света,
который несли. Ксанта направила свое сознание к одному из них. Она не могла разглядеть черт его лица
из-за встроенного в капюшон ингибиторного устройства, прятавшего от нее и мысли, и
внешность. Но какая-то доля того, что он воспринимал, просачивалась наружу, и этого
Ксане хватило, чтобы разобрать слышимые им слова.
Человек за кафедрой был офицером. Ксанта разглядела на его шее медальон в форме
буквы «I». На нем была красно-черная униформа с таким высоким воротником, что он не
мог повернуть голову, а лоб украшал инкрустированный рубинами лавровый венок. Голос
у него был низкий и мрачный, громкий благодаря усилителю в горле.
– Так помолимся же, – говорил он, – чтобы ничто не посягнуло на наш священный долг.
Хотя мы уже близки к цели, да не умалится наша бдительность. Осталось лишь
несколько кратких дней, и, несомненно, мы благодарны, что вскоре расстанемся с нашим
грузом. И все же до последней секунды мы должны быть настороже! Наш долг превыше
любого из нас. Исполняя его, мы исполняем нашу цель в служении Императору. Не будьте
спокойными, не будьте небрежными. Всегда и везде подозревайте всех!
Речь продолжалась, но Ксанта пропускала слова мимо себя. Она чувствовала их смысл, и
он был точно тот же. Ее сознание ускользнуло прочь и полетело следом за группами
людей, которые ходили по приводящим в смятение просторам верхних палуб. Она видела
возносящиеся ввысь арки и изогнутую сцену оперы, скопление крошечных зданий, похожее
на игрушечную деревню, под потолком, раскрашенным как летнее небо. Вещи, которым
не место на космическом корабле. От изумления она едва не заблудилась, но тут увидела
еще одну россыпь черных пятен там, где собралась еще одна группа экипажа.
Ксанта промчалась по коридору, заставленному статуями и увешанному портретами. У
каждого изображенного человека было прикрыто лицо. Она попала в картографическую
комнату, где люди толпились вокруг огромного стола со звездной картой. Уцепившись за
потолок, над ней висел сервитор и делал автоперьями какие-то заметки. Ксанта
чувствовала в нем крохотную искорку жизни, ибо, как и всеми сервиторами, этой
машиной управлял грубо перепрограммированный человеческий мозг.
В задней части комнаты находился другой сервитор. Голоустройство, проецирующее
огромный образ, который занимал большую часть помещения и мерцал над головами