Жестяной пожарный

Иногда, очень редко, выходит так, что дилетант совершенно случайно преуспевает в какой-нибудь сделке больше, чем профессионал. И это оказался как раз тот случай! В моих бессистемных поисках я наткнулся в центре Парижа на «горящий» дом, владелец которого, по огорчительным личным причинам и на вполне законных основаниях, желал избавиться от него как можно скорей и по более чем скромной цене. Успешность сделки решали часы, если не минуты. Стороны, с моей подачи, быстро пришли к полюбовному соглашению, что было лишь частью моего хитроумного плана, включавшего в себя сложную цепочку покупок, продаж и обменов и завершавшегося передачей в собственность Ульриха приглянувшегося ему здания школы. Сумма моего гонорара и комиссионных составила кучу денег, и она открывала передо мной изумительные возможности. Некоторые завистливые наблюдатели даже подозревали, совершенно безосновательно, что дело тут нечисто… Банк, куда я решил поместить свои деньги, принял меня с почетом и уважением; а я, с некоторой брезгливостью в очередной раз, зато теперь на собственном примере, убедился в том, что не человек делает деньги, а деньги – человека. И еще в том, что чем больше денег, тем лучше.

Разбогатев, первым делом, разумеется, я уволился из компании по теплоснабжению. Освободившись от навязчивых служебных хлопот, можно было целиком посвятить себя личной жизни. На моем матримониальном горизонте в те веселые дни сверкала бриллиантовым светом недостижимая, как показалось бы на первый взгляд, звезда – американка Грейс Темпл Рузвельт, с которой я был знаком поверхностно, встречался всего несколько раз, и то на публике, но которая оставила глубокий след в моем сердце. Ее недостижимость объяснялась простой и всем понятной причиной: она была замужем. Пусть формально, пусть более чем условно – но как бы замужем! В ближайших планах ее гражданского мужа, племянника будущего президента США Франклина Делано Рузвельта, не было, судя по игривым замечаниям американской красавицы, и намека на предстоящий окончательный разрыв. Этот факт меня настораживал, но не слишком, наоборот, еще сильней разжигал во мне желание завоевать Грейс и по всем правилам жениться на ней как можно скорей. Я был уверен, что всякой вещи под солнцем приходит конец, и эта счастливая уверенность держала меня на плаву в синей заводи жизни. Должен прийти конец и матримониальным узам пока еще не моей Грейс, и чем раньше, тем лучше. Нужно начинать осаду и готовиться к штурму семейной твердыни президентского племянника. Карфаген должен пасть!

Осада началась с подкопа под крепостную стену: написана и издана книга «Визит американки», проиллюстрированная гравюрами неподражаемого Анненкова, отчасти эротического содержания. Вот действительно замечательный русский мастер! В том же году он нарисовал мой портрет – лучший из всех, которые были с меня написаны и нарисованы. Я вижу в нем себя даже не как в серебряном зеркале, хотя портретное сходство изумительное – в этом одна из отличительных черт анненковского мастерства, – а как на голубом шелке неба, где запечатлены без прикрас все живущие на земле создания. Художник увидел меня насквозь, разглядел во мне черты, которые я сам склонен затемнять и затушевывать.

Я был уверен, что эта бронебойная книжка, замеченная и отмеченная в печати, не просвистела мимо внимания моей избранницы. Интерес к книге подогрел и ее раритетный, на веленевой бумаге, тираж – 280 экземпляров, и эксклюзивное оформление. Для друзей издательства было напечатано двадцать экземпляров, обернутых в кальку, с двойным набором пронумерованных римскими цифрами гравюр Жоржа Анненкова.

Налет эротизма в «Визите американки» ничуть не смутил закаленных парижан. Культ фаллизма – полного превосходства мужчины над женщиной, – взломав границы нашего сюрреалистического круга, воцарился во французском обществе. Женщине отводилась подобающая роль в игре, которую уверенно вели мужчины. И такое положение устраивало всех действующих лиц, скользящих по сцене. Моя всесокрушающая страсть к американке была близка и понятна и моим коллегам-фаллистам, да и любому французу с улицы: всех нас вела тяга к женщине и непреодолимое желание обладать ею – для вкушения от райского плода и ради самоутверждения нашей мужской породы.

Страсть – пожалуй, последнее естественное чувство, сохранившееся в неприкосновенности от начала времен; иногда оно пересиливает доводы разума и диктует нам линию поведения. Точка в осаде Грейс, моей будущей жены, была поставлена страстью, и ничем иным; хорошо, что не свинцовая точка.

Все мои любовные волны, эти бурлящие валы, разбивались вдребезги о неприступный каменный берег Грейс Рузвельт: она не желала поднимать белый флаг, не хотела становиться баронессой д’Астье. Я следил за ней, мое терпение приближалось к точке кипения. Однажды она отправилась в Лондон в сопровождении какого-то своего очередного кавалера, отношение Грейс к которому не вызывало у меня сомнений. И я, с револьвером в кармане, последовал за ними.