Жестяной пожарный

А осенью 1939 года основные акценты были расставлены и наблюдателям оставалось только одно – ждать развития событий. Кое-кто из облеченных властью – совсем немногие – пытались влиять на происходящее, но дело, как правило, ограничивалось пустыми разговорами: среди французов в этот судьбоносный момент так и не нашлось лидера, который ответственно возглавил бы страну. Наши генералы и руководители Генерального штаба не оставались в стороне от дискуссий: в конце концов военным придется встретиться с неприятелем, кем бы он ни оказался, лицом к лицу и одержать над ним убедительную победу. Генералы убеждали штатских политиков в отваге и стойкости наших солдат и их готовности отбросить врага, откуда бы он ни взялся, мощным сокрушительным ударом. Готовясь к военным испытаниям, мобилизационный отдел Генштаба объявил призыв боеспособных граждан, обученных военным наукам. Я входил в их число и в первый же месяц новой мировой войны получил офицерский мундир лейтенанта военно-морской разведки: форменные брюки и китель с нашивками на рукавах. Выдали мне и пистолет с двумя обоймами и запасом патронов, поручив внимательно приглядывать за «подозрительными лицами» – профсоюзными вожаками и коммунистическими активистами, если такие обнаружатся. Это задание, несомненно, негласно относилось к смежной области – контрразведке, и в этой своей тайной роли я ждал многого: преследования германских агентов и погонь за шпионами. Но об этом в штабе разведки в Нанте не было и речи. Вполне обоснованные подозрения вызывали у наших секретных служб коммунистические активисты, после заключения советско-германского пакта Молотова – Риббентропа открыто вставшие на сторону Гитлера и обвинившие англо-французских империалистов в вероломном нападении на Германию. Получив директивы, я был предоставлен самому себе: «внимательно приглядывая», я допрашивал непатриотичных задержанных, и методы дознания контрразведчиков, можно не сомневаться, сохранились в памяти этих «подозрительных лиц» на всю оставшуюся жизнь.

А в июле сорокового моя служба закончилась, так, по существу, и не начавшись: Франция запросила перемирия. Военно-морской флот не успел принять участие в боевых действиях против германского агрессора. При всем моем скептицизме я все же не ожидал такого позора: со времени франко-прусской войны 1871 года моя родина никогда не переживала краха, сравнимого с этим.

Немцы взламывают линии нашей обороны одну за другой, их танки рвутся к Парижу, сдерживаемые лишь оперативными планами командования. Гитлер на фоне Эйфелевой башни – это уже никому не представляется картинкой из страшного сна. Французы встречают завоевателей если и не с цветами в руках, то без камней за пазухой: с бошами надо найти общий язык и договориться о распорядке дальнейшей жизни в условиях военного времени. Жизнь так или иначе возьмет свое, если только не будет остановлена бессмысленной смертью, – так рассуждали французы, глядя из окон своих домов на воинские колонны наступающих немцев. Ну и надежда еще теплилась на самом дне души: армия не сказала последнего слова, наши командиры, очень может быть, подготовили потрясающую военную хитрость и уже готовы к нанесению решающего удара. Престарелый маршал Петен, герой Вердена, лично возглавит контратаку, возьмет немцев в кольцо, загонит их в мешок и затянет узел на горловине этого победоносного приспособления. Возможно, так оно и будет! Война всегда порождает лавину слухов, один другого нелепей.

Верно, армия еще не сказала последнего слова – она скажет его через неделю, и это будет позорное слово. А пока что в войсках царила паническая неразбериха: солдаты «первой линии» тысячами шли умирать под огнем немцев, а солдаты «второй линии» в ожидании развязки наливались вином и коротали время в бистро и тавернах тыловых городов. Единый для всех родов войск оперативный план Верховного главнокомандования отсутствовал даже на бумаге, как и необходимая и неизбежная для действующей армии система строгой субординации. Политики тянули Францию на дно, генералы не решались им противоречить и тем более противостоять. Франция, лежа на спине, сдавалась на милость победителя.