Как-то раз я оказался на темной палубе, в этой восхитительной ночной курилке, вместе с Мишелем. Нам, секретным пассажирам, было о чем поговорить, но мой коллега, приветливо улыбаясь, упорно помалкивал. Нетрудно было догадаться, что агент не расположен к пустым разговорам, а серьезные темы, как видно, были под полным запретом: они составляли военную тайну, приближаться к которой непосвященным людям нельзя ни под каким предлогом. Не владея практическим агентурным опытом, я лишь догадывался о причинах, побуждавших Мишеля молчать, как рыба под нашим килем, и относился к ним с должным респектом: у нас в подполье были свои тайны, их разглашение повлекло бы за собой неприятные последствия для болтуна. Но красота и живая тишь южной ночи не способствовали мертвому молчанию; существовали и нейтральные темы для разговоров, дружеских и ни к чему не обязывающих. Когда ехали зимой в Лион, мы проводили даже сравнительный анализ британского и французского пива!
– Хочу, Мишель, несколько запоздало вас поблагодарить, – сказал я, дымя очередной сигаретой, как линкор. – Назвав меня майором Бернаром, вы спасли меня от депортации на берег. Наш капитан как раз так намеревался со мной поступить.
– Ему не положено было знать о вашем прибытии, – объяснил агент. – Ваше присутствие на лодке совершенно секретно.
– Но вы-то знали, – сказал я. – Вы даже помните мой подпольный псевдоним.
– Это входит в мою профессию, – улыбнулся Мишель. – А с капитаном за две недели похода мы сработались, он нормально воспринимает мои рекомендации.
Волны мирно плескались о железные бока секретной подлодки. Меня все время так и подмывало спросить, как на самом деле зовут моего сопровождающего, но даже и посреди моря, под бескрайним звездным зонтиком такой вопрос казался мне несколько неуместным.
Другое мне было известно, хотя и не безусловно: в британских секретных службах действует особое могущественное подразделение по организации диверсий в оккупированной немцами Европе. Его специально подготовленные агенты осуществляют полевую связь с подпольными движениями, передают инструкции и деньги, необходимые для организации сопротивления. Помимо этого, действует английская разведсеть, снабжающая Лондон конфиденциальной информацией о положении дел в оккупированной Франции. Мишель, по моему разумению, относился к первому подразделению, но и об этом, естественно, я не рискнул его расспрашивать.
– Хорошо бы еще как-нибудь выпить пива, как в том лионском поезде, – сказал я, прежде чем спуститься в железные недра лодки.
– Это возможно, – откликнулся мой спутник. – Я по-прежнему, как и в нашу встречу зимой, выполняю разные деликатные поручения правительства его величества и время от времени появляюсь в ваших краях.
Наша новая, маленькая, на тридцать человек, лодка выполняла свой первый боевой поход после спуска на воду. Она имела поручения от британских спецслужб, но это не мешало ей решать и собственные боевые задачи – против итальянских и немецких противников. Под командой молодого, отлично подготовленного и немногословного капитана лодка была готова и к разведке, и к бою. На французском южном берегу мы высадили двух молчаливых пассажиров и пошли дальше. Что эти люди собираются делать на суше, никто из нас не знал. Единственное, что я после высадки агентов, как якобы старший здесь по званию – «майор Бернар», спросил у капитана:
– Теперь прямиком на Гибралтар, капитан?
– Нет, – ответил капитан. – У нас есть еще одно дело у берегов Италии.
Я и по сей день понятия не имею, что за поручение было у нас в Тирренском море, зато другое дело – вблизи Генуи – запомнилось мне очень хорошо.
Мы наткнулись в открытом море на вражеский конвой, и наш азартный капитан (двадцать семь лет – и первая самостоятельная «охота!») решил атаковать. Подкравшись поближе на перископной глубине, мы выпустили торпеды; лодка вздрогнула, как будто богатырский дух моря толкнул ее плечом. Секунды напряженного ожидания выстроились в цепочку, мы все затаили дыхание, пока не грохнул взрыв: торпеды поразили сухогруз, корабль почти развалило пополам. Я видел в перископ, как катера охранения, развивая скорость, помчались по направлению к нашей лодке. Полная неопределенность будущего, летящего на нас в бомбовых отсеках этих быстроходных катеров, заставляла застыть в неподвижности в ожидании развязки. Завороженные хриплым сигналом тревоги, требовательно разносившимся по всей лодке от носа до кормы, мы тупо глядели перед собой, моля Бога о том, чтобы смерть обошла нас стороной. Субмарина круто скользила в глубь моря – враждебного, но в то же время и спасительного. Лодку тряхнуло пару раз так, словно сам Посейдон вознамерился вытрясти из нее душу, но других толчков не последовало – глубинные бомбы, сброшенные с катеров, рвались в стороне. Случайность? А что же еще?! Но – великолепная случайность…