Жестокий броманс

– Конечно, тупой, – подхватил Армен. – Такая сука этот Бахтиёр, скидку никогда не делает. Даже начальству. А я его мог уже сто раз выгнать, вообще не шарит, падла.

– На что скидку? – спросил Паша.

– Проехали, – отмахнулся Армен.

– Ааа, он барыжит наркотой! – обрадовался Паша. – Ну, значит, ему там самое место.

– Тебе-то какое дело, – окрысился русский. – Он тебя на иглу посадил?

Русский тридцать раз успел пересказать эту историю. Ему все время кто-то звонил – то учредитель, то директор, то жена с тещей, то клиенты, то девочки из офиса. Ему позвонила мама, которая действительно приехала на Московский вокзал и волокла два огромных тюка до метро. Паша боялся даже смотреть в его сторону. Только по интонации русского Паша наконец-то понял, что парень вовсе не против Паши, а даже гордится этим приключением.

– Пора двигать, – сказал Армен, допивая кока-колу. – Мне еще до Тосно пилить, последняя маршрутка уйдет.

У отделения паслась отара таджиков – Паше пригрезилось, что его замочат на месте за то, что заложил их корешей. Таджики пытались под разными предлогами навестить задержанных – один представлялся братом, другой дядей, третий другом. Тоторо и старый Карвай с убитым видом курили на полицейской стоянке.

Паша твердым шагом направился к ним:

– Мне не нужны ваши деньги. Я хочу получить обратно свои.

Тоторо замахал пухлыми руками:

– Берите, берите. Все нормално будет.

Глаза старого Карвая слезились от ледяного ветра и стали похожи на щелочки, как у настоящего китайца. Он ничего не говорил, только улыбался Паше.

– У нас на родине, когда один ворует у другого, мы не вызываем ментов, – сказал Тоторо. – Мы все делаем сами.

– Мне не нужны ваши деньги, я хочу, чтобы его посадили. Этого вашего, не знаю, кем он вам приходится, – ответил Паша. – Я не хочу, чтобы он гулял на свободе и гадил русским.

– Берите, берите, – еще шире улыбнулся старый Карвай.

Паша решил, что у старого Карвая от горя помутился рассудок.

– Если мало, еще принесу, – засуетился Тоторо. – У меня столко нет с собой. Вы мне дайте свой номер телефона, все принесу, все нормално будет.

Тоторо несколько раз пытался схватить Пашу за руку, чтобы показать добрые намерения. Это было невыносимо. Паша даже матери не разрешал себя трогать, а прикосновения грязных рук старого мужика просто бесили.

– Дядя Миша, прекращай, – сказал Армен.

– Еще раз извините, – старый Карвай поклонился.

– Прройдемте! – гаркнул кто-то за спиной.

Таджики отскочили от Паши и заскользили в сторону автобусной остановки.

Пак открыл свою машину и завел двигатель.

– Что, несогласный, память вернулась? – спросил он Пашу.

Паша рассказал корейцу про таджиков в контакте. Пак все время поддакивал, потом достал смартфон, и русский надиктовал ему адреса.

– Так держать, – похвалил кореец. – Теперь мы их надолго закроем.

– Мне точно нельзя никуда уезжать? – спросил Паша на всякий случай.

– Да нет, почему, – кореец наморщил лоб. – Езжайте куда хотите, мы с вами уже все выяснили. Займемся гостями из солнечного Таджикистана.

Паша сделался так счастлив, словно Пак оплатил его поездку и лично вернул те двадцать штук. Как будто не было унизительного ожидания, косых взглядов и вопросов не по теме. Паша думал пожать менту руку, но решил, что она грязная, и ограничился словами благодарности.

– А мне обязательно приезжать в суд? – на всякий случай спросил Паша.

– Успеете. До суда еще далеко, – Пак сел в машину. – С Новым годом и счастливого Рождества.

– И вам всего хорошего! – крикнул Паша с кривой улыбкой.

Русский и армянин уже спешили по своим делам. Паша порылся в таджикских деньгах, нашел четыре сотенные и тормознул девятку.

– Угол Энергетиков и шоссе Революции, – скомандовал он водителю. Кстати, водитель был вылитый Акира Куросава с большими торчащими вперед зубами, даже темные очки такие же, не говоря о кепке. Куросава запросил шестьсот, Паша обозлился. Ему неохота было лезть в лопатник и демонстрировать всю наличку.

Он тормознул маршрутку до метро, которую вел, конечно, таджик. Это был веселый кругломордый тип с красными от анаши глазами. Он тормозил так лихо, будто вчера узнал, где педали. Мужик лет шестидесяти материл водилу, тетка в глубоком климаксе спрашивала мужика, как ему не стыдно. Маршрутку задержали на посту, Паша прождал полчаса и потопал пешком.

Он не понимал, как эти чмошники могли его завалить. Трезвый Паша легко держал стедикам и мог любому зарядить в пятак. Все совпало: водка, плохая погода, случайные деньги, случайные люди. «Сам виноват, – думал Паша. – Посидел бы в гостях до утра и не развалился. Нет, все равно бы ушел».

Никогда еще он не чувствовал себя таким грязным. Как будто его самого забрали в КПЗ и опустили всем отделением. Он вспомнил, что у многих таджиков открытая форма туберкулеза, и был уверен, что уже носит инфекцию. В бронхах скопилась мокрота, в метро у Паши случился легкий приступ удушья.