Жестокий мир мужчин

Хоть и не виделись мы давно, но на доброжелательный прием я все-таки рассчитывала, некогда у нас сложились очень хорошие отношения.

Гаврилов работал семь-восемь часов в день, обычно с утра и часов до трех, в это время скорее всего свободен, хотя мог отсутствовать дома, в этом случае мой приезд оказался бы напрасным.

Я поднялась на крыльцо с коваными перилами и симпатичным фонарем у входа и нажала кнопку звонка. Ждать пришлось недолго, дверь распахнулась, и я увидела юную красотку в коротком сарафане. Она улыбнулась и спросила:

— Вам назначили?

— Боюсь, что нет, — ответила я. — Я бы хотела поговорить с Александром Анатольевичем, если это возможно. Моя фамилия Верховцева…

— Заходите, я сейчас узнаю…

Я оказалась в просторном холле, а девушка стала торопливо подниматься по лестнице на второй этаж.

Я огляделась и даже присвистнула: дела Гаврилова явно шли в гору. Старый купеческий особняк ему достался по наследству, весь первый этаж занимала когда-то его бабушка. На втором этаже жили две одинокие старушки. Удобства в доме отсутствовали, и бабули очень тяготились этим. Вступив во владение первым этажом, Гаврилов продал свою квартиру, купил в новом районе две однокомнатные и переселил в них соседок-пенсионерок.

Старушки остались довольны, а художник получил купеческий дом в свое полное распоряжение.

Второй этаж был чуть меньше первого, сломав наверху все перегородки, Гаврилов устроил там прекрасную студию. После чего деньги у него кончились, и первый этаж оставался таким же, каким был при его бабушке. Старые обои в цветочек, мебель пятидесятых годов…

Теперь холл поражал дорогой отделкой, огромным ковром и хрустальной люстрой. Да, многое изменилось за эти пять лет.

— Привет, — услышала я, а повернувшись, увидела, как Гаврилов спускается по лестнице.

— Здравствуй. — Я улыбнулась и пошла ему навстречу. — Ты работал?

— Нет. Валялся на диване и читал о жизни Леонардо. Очень поучительно, скажу я тебе. Но если бы даже и работал, по случаю твоего визита с радостью бы забросил все. Сто лет не виделись, да?

— Лет пять, — поправила я. — О делах не спрашиваю. Судя по всему, они в порядке.

— Не жалуюсь. Что называется, попал в струю. Хорошо это или плохо для художника — еще вопрос, но хорошо жить мне нравится. Хочешь, поднимемся в студию?

— С удовольствием, — согласилась я. Студия осталась прежней, просторной, светлой, широкие окна без занавесок, картины…

— Выставку готовлю, — словно извиняясь, заметил Гаврилов.

— Я была в Доме искусств, услышала по радио и посетила…

— А мне говорили, что ты живешь затворницей, — усмехнулся он.

— Людям свойственно все преувеличивать. Около часа мы беседовали только о его картинах, некоторые я видела впервые и очень заинтересовалась ими.

— А ты изменился, — констатировала я с некоторой растерянностью.

— Наверное, только дураки не меняются, мне скоро сорок, на многое начинаешь смотреть иначе, другими глазами, так сказать…

В этот момент я остановилась в удивлении, потому что обнаружила свой портрет. Без рамки, небольшой по размеру, он стоял возле стены, и в первое мгновение я даже не узнала себя, так странно выглядело лицо на полотне.

— Не помню, чтобы я тебе позировала, — улыбнулась я.

Гаврилов поставил портрет на стол, посмотрел на него и усмехнулся:

— Года три назад мне пришло в голову… Ты не желала ни с кем общаться, и я написал по памяти…

— По-моему, я здорово смахиваю на колдунью. И почему здесь у меня темные волосы? Это видение художника?

— Прихоть, — улыбнулся Гаврилов. — Я был влюблен в тебя, ты догадывалась?

— Нет.

— Ну и хорошо. Ты никого не замечала вокруг, у тебя был твой Илья, а остальные вроде бы вовсе не существовали. Сначала подобное кажется обидным, потом привыкаешь, а через некоторое время даже начинаешь считать вполне естественным. Когда мы перестали видеться, я вдруг понял, как мне недостает тебя. И вроде бы злился, а еще написал твой портрет. Теперь это выглядит мальчишеской выходкой. Но портрет мне нравится, хотя, конечно, это не портрет вовсе, а жалоба на жизнь бедного провинциального художника.

— Насчет бедности ты переборщил, — засмеялась я.

— Я имею в виду духовное оскудение. Сейчас все кому не лень считают своим долгом швырнуть в мой огород увесистый булыжник.

— Это потому, что ты деньги зарабатываешь, — утешила я.

— Конечно. Какой-то идиот выдумал, что талант и бедность друг без друга не существуют и быть богатым вроде бы стыдно. Чепуха. Талант либо есть, либо его нет, а все остальное — вторично.

— Меня радует, что ты богатый талант, — засмеялась я и устроилась в кресле возле огромного окна.

— Ты ведь не просто так пришла. Что случилось? — спросил Гаврилов, подходя ближе.

— Скоро возвращается Илья.

— Я помню. — Он кивнул и стал смотреть в окно. — Но есть что-то еще…

— Есть, — согласилась я. — Наверное, это звучит довольно глупо, но я решила выступить в роли частного сыщика.

— То есть? — удивился Гаврилов.

— Я пытаюсь выяснить, что в действительности изошло той ночью.

— И что, удалось посрамить милицию?

— Я нашла человека, который видел убийцу Андрея, — уверенно заявила я.