Жестокое эхо войны

Телефон упрямо молчал. Чаю не хотелось. Сидеть на стуле надоело.

Раскрыв створки одного из шкафов, Костя постоял, читая надписи на корешках пухлых папок. В них хранилась статистика, или, как говаривал Старцев, «справочный материал», порой здорово помогавший в работе.

К примеру, ограбления. Все, что было связано с грабежами, хранилось в нескольких папках. Каждая имела свое емкое и понятное название: «Ночные грабежи в составе групп», «Работают одиночки», «Грабежи в рабочих районах», «Нераскрытые»…

Папки с убийствами были собраны в отдельном шкафу. Для этого тяжкого преступления было слишком много поводов, а Уголовный кодекс квалифицировал убийства по большому количеству статей и пунктов. Поэтому сыщикам пришлось собрать более сотни подборок с различными названиями.

Полазав по шкафам, Костя нашел несколько папок, на корешках которых было словосочетание «вооруженный налет». Разложив их на своем рабочем столе, он уселся на стул и принялся читать…

* * *

Через полтора часа, ознакомившись с отобранным материалом и не найдя ничего похожего на штурм Таганского военкомата, Костя сложил папки и отодвинул их на край стола. В этот момент в кабинет шумно ввалился Горшеня:

– Привет! Что-то я проголодался в фотолаборатории. Пожевать ничего не хочешь? – Он тотчас наполнил большое пространство кабинета энергией и жизнью.

Ким поднялся из-за стола, сделал несколько наклонов вперед и в стороны. Потом сгреб со стола справочный материал и направился к шкафу.

– Аппетита нет.

– Что так?

– Не знаю. Жарко.

– Да, жара стоит – будь здоров! А я, пожалуй, съем пару сухарей и выпью кружечку чаю… – Игнат подхватил пустой чайник и исчез в коридоре.

Днем за кипятком все ходили в столовку, там стоял чугунный титан. Вечером и ночью бегали к дежурному по Управлению. У того на столе в каморке блестел медными боками старый австрийский примус «Phoebus», порой к нему выстраивалась целая очередь с чайниками.

Костя вернул папки на место и подошел к распахнутому окну, надеясь на приятный сквознячок. Но вместо него с улицы потянуло зноем, и Ким поспешил ретироваться в глубь кабинета, где ощущалась спасительная прохлада.

Оказавшись возле рабочего места Александра Василькова, он задержался. На столе, как и прежде, лежали вещдоки из Глотова переулка: пробитый пулей почти новый картуз из темной ткани, стреляные гильзы, окурки, чья-то пуговица, короткая записка на помятом клочке бумаги «Майор Сорокин». И полтора десятка обожженных листков, над которыми Александр Иванович работал вместе с Ефимом.

Все это Костя не раз рассматривал, а пуговицу изучил с помощью увеличительного стекла. Ничего интересного в ней не было. Усевшись на стул Василькова, Ким пододвинул к себе листы и принялся читать уцелевшие строчки списка – те, которые пощадило пламя и не окрасило в темный цвет…

– Абросимов Иван Демьянович, старший сержант, 1905 года рождения, код 331. Луценко Николай Николаевич, рядовой, 1911 года рождения, код 412. Якубовский Борис Моисеевич, рядовой, 1899 года рождения, код 312…

Над этим листом работал Васильков – Костя узнал его ровный аккуратный почерк. Не встретив ни одной знакомой фамилии и вообще ничего примечательного, он отложил первый лист и принялся за следующий, на котором, помимо огненных отметин, присутствовал пыльный след чьей-то обуви…

Через несколько минут вернулся Игнат:

– Готов кипяточек! Сейчас заварим чаек. – Он принялся возиться у небольшого кухонного стола в закутке, где хранились съестные припасы.

Как правило, припасы были скромные: хлеб, сухари, консервы, чай, сахар, лук и чеснок. После Победы с продуктами в московских магазинах стало полегче, иногда удавалось разжиться печеньем или пряниками.

Горшеня сопровождал болтовней каждое действие и не давал сосредоточиться.

– Ты с фотографиями закончил? – спросил Костя.

– Отпечатал первую сотню. Сохнут снимочки, – радостно доложил тот. – Сейчас чайку попью и займусь второй партией.

– Ничего интересного не нашел?

Тот пожал плечами:

– Что там найдешь? Я же после всех осмотров снимал…

Между тем Константин проверил второй лист, за ним третий, четвертый. Все они были исписаны рукой Александра Ивановича. А вот над пятым потрудился Баранец, почерк которого заметно отличался от васильковского. Буквы у него выходили разной высоты, подчас имели различный наклон; строчки плясали и в конце текста (если лист не был заранее разлинован) дружно уезжали к правому нижнему углу.

Как и все предыдущие, пятый лист прилично пострадал в огне. Один край, обгорев, лишился ровного угла, почернел, стал хрупким. Посередке зияла дырка с ровными краями, словно ее вырезали бритвой. Видать, прошило осколком гранаты.

На каждом из пострадавших листов можно было разобрать всего несколько фамилий. Видимо, по этой причине бандиты забрали только уцелевшую часть списка.

– Кулаковский Павел Кузьмич, лейтенант, 1918 года рождения, код 331. Дробыш Илья Захарович, ефрейтор, 1903 года рождения, код 222. Матвеев Михаил Фомич, рядовой… – разбирал каракули Баранца Костя.