Жестокое эхо войны

После обеда он собрал людей в большой комнате перед разложенной на столе картой. Присутствовали все, кто участвовал в деле: богодулы^[51] и босяки^[52], огольцы и водители автомобилей. И даже новобранцы, подобранные Штабистом по «личным делам». Среди шестерых новичков терлась и та пара, которую Васильков приметил сквозь щелку в стене сарая.

Простоватый Трудяга в засаленных штанах и Кашевар – сутулый мужичок лет тридцати пяти в светлой рубахе с завернутыми по локоть рукавами. Эти двое, проведя в стане бандитов всего несколько часов, так и не обрели уверенности: в их глазах жили страх и беспомощность.

Последним в большую комнату вошел Лавр. Сегодня на его пострадавшем ухе вместо бинтовой повязки белели два небольших куска пластыря. Протиснувшись сквозь толпу, он шепнул на ухо Сафрону:

– Штабист задерживается.

– Его сегодня не будет.

– Как не будет? Почему?

– Я запретил ему идти с нами на дело с броневиком, – негромко пояснил Дед. – Незачем ему лишний раз отсвечивать физикой^[53].

– Как знаешь, – ответил Лавр.

– Начнем, братва, – обратился Сафрон к собравшимся. – Как и прежде, едем до места разными маршрутами и самостоятельно занимаем обозначенные точки. Мы с Беспалым сечем общую обстановку и прогуливаемся по бульвару вдоль Самотечного проезда. Вот по этой аллее, – палец Сафрона скользнул по карте между зелеными пятнами бульвара. – С нами казачком^[54] оголец Косой. Теперь пробежимся по остальным. Первая пара…

– Мы с Акимом в первой паре, – тотчас откликнулся мужик с бородавкой под носом. Склонившись над картой, он прищурил подслеповатый левый глаз и показал: – Гуляем вот здесь – по 2-му Волконскому переулку вблизи Самотечной.

– Годится, – удовлетворился ответом Сафрон. – Следующая пара?

– Я и Паша-калина. Топчемся на Делегатской.

Справный и понятливый мужичок ткнул грубоватым указательным пальцем в острый угол, образованный Самотечной и Делегатской.

– Годится. Третья?

Старшим третьей пары был Женя Тульский – колоритный молодец с бобриком на голове и темными усами.

– Мы с Червонцем торчим на углу Дурова и Самарского переулка, – пробасил он. – Ждем броневик. Когда он появляется – семафорим тебе, Дед.

– Четвертая…

После проверки боевых пар Сафрон обратил требовательный взгляд на водителей.

– Моя «полуторка» стоит вот здесь, – отчеканил тощий парень лет двадцати пяти, одетый в рубаху и офицерское галифе. – На 4-й Мещанской улице, недалеко от пересечения с Троицкой. Тихо сижу в кабине, не привлекаю внимания. Ожидаю наших. Если какой легавый спросит, жду начальство, чтобы ехать под загрузку. Вот накладная на тонну цемента.

Вынув из кармана птичку^[55], он развернул ее и показал всем собравшимся.

– Моя «эмка» стоит в Троицком переулке на этом углу, под домом за номером два, – доложился второй водила. – В доме на третьем этаже фактически проживает Николай Николаевич Сургучев – заместитель директора Микояновского мясокомбината. Я тоже, стало быть, томлюсь в его ожидании.

– А я стою в 1-м Волконском – по другую сторону бульвара. Здесь…

Эти тоже знали свое дело. Всем им при подготовке Сафрон уделил немало времени: объяснил задачу, наглядно показал на карте прилегающие к бульвару кварталы; определил места, где автомобили должны поджидать корешей, и для каждого разработал надежную легенду.

– Теперь по тебе, Лавр. Прихватишь в помощники любого из новеньких, – Сафрон кивнул на оставшихся не при делах Трудягу и Кашевара. – И приглядишь за Глухим.

– За Глухим? Разве он с нами?

– Есть у меня одна задумка. Живым он нам больше не понадобится.

Лаврушка был недоволен отведенной ему ролью, но спорить не решился. Дед Сафрон по-родственному прощал племяннику мелкие дерзости, но только в тех случаях, когда они были с ним наедине. Все остальные попытки оспорить его решения беспощадно пресекались.

– Гляди, чтобы Глухой вел себя смирно. По моему сигналу возьмешь его под красный галстук^[56]. А начнет кукарекать^[57] раньше – сразу запишешь^[58], – распорядился Сафрон.

Лаврушкины губы, успевшие от обиды надуться, расплылись в довольной улыбке.

– Где нам дожидаться? – спросил он.

– На бульваре рядом с изгибом Самотечного проезда стоит круглая афишная тумба.

– Помню такую.

– Возле нее и ждите. Дальше… Валька!

– Готов! – Оголец с гордостью показал небольшой фибровый чемоданчик.

Беспалый подтвердил:

– Валька дело знает. Лично проверил чемодан и содержимое.

– Годится. Значит, так, братва, после взрыва берем броневичок буром^[59] и – пулей к машинам. Если вдруг что-то не заладится, бросаемся в разные стороны и окольными путями стекаемся к «малине». Вопросы имеются?

Все детали давно сложились. Все было ясно.

Но тут опомнился мужик с бородавкой под носом.

– Накатить бы по соточке, а, Сафрон? – напомнил он. – Для храбрости, так сказать?

– Накатить, говоришь? Что ж, это можно. Лавр, ну-ка, распорядись. Всем, окромя водителей, по полстакана…

Глава восемнадцатая

Москва, Садовое кольцо – Самотечная улица; июль 1945 года