Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

«Рабочее государство» возникает в культуре, которая с психологической точки зрения основана на «утверждении» и «торжестве» и готовится «к решительной гибели среди этого крайне опасного мира»[243]. В этой политической фантастике героический аспект и техника обуславливают друг друга в техническом воображении, но, в отличие от современных подходов, роботы и киборги не заменяют в нем людей[244]. Скорее, человек становится лишенным индивидуальности одномерным существом, для которого важно придать жизни «высший, решающий смысл»[245]. Юнгер произносит хвалебный гимн бедности и скромности, подбирая примеры из жизни разных исторических и социальных групп, таких как вольные кочевые племена, прусская армия и иезуиты.

Юнгер возлагает надежды прежде всего на новое отношение рабочего будущего к стихийным силам[246]. Задачей этого воина технической эпохи является превращение жизни в энергию, а задачей искусства – организация пространства[247]. Таким образом неожиданно возникает протоэкологический аргумент. Юнгер предполагает, что империи имеют «единообразное оформление пространства» как выражение общего отношения к жизни[248], он говорит о «возвращении к природе»[249] и о проблемах унификации индустриального ландшафта[250]. Две противоположные схемы аргументации ясно показывают, что мыслитель не может решить, как должна выглядеть культура нового «ландшафта».

Анализ «Рабочего» не оставляет сомнений в том, как Юнгер представляет себе переход к новому государству, который бессвязно и бегло описан в шестьдесят восьмом разделе. Он пишет о добровольной дисциплине современной молодежи и предпочтении государства перед обществом, что сильно отличается от идеалов либеральной эпохи, когда государство рассматривалось как инструмент в руках общества. Будучи теоретиком консервативной революции, он в 1932 году достаточно убедительно говорит о конце либерализма, социализма и национализма – движений XIX века. При этом Юнгер отдает должное социализму, выступающему «предпосылкой более строгого авторитарного членения» государства. Вместе с тем новое государство Юнгера также представляется наследником национализма, подготовившего фундамент для «постановки задач имперского ранга»[251]. Один из шагов к новому порядку – в 1932 году это было почти очевидно – осадное положение, которое, однако, не ведет назад, к либеральному обществу, а позволяет установить авторитарный режим[252], отменяет свободу прессы и устраняет безработицу благодаря своей мобилизующей силе и контролю над экономикой. Основным фактором этого перехода является партия нового стиля, подчиняющаяся принципу движения.

IX. Мечта о тоталитарном государстве

В проекте Эрнста Юнгера, основанном на автократии и будущих технических достижениях, отвергается понятие утопии. В то же время мы понимаем, что в его видении техники основной акцент делается на том, как, каким образом все происходит, и непрерывных изменениях. Кратко говоря, тоталитарное государство, ставшее возможным благодаря технике, обладает внутренней динамикой и – вполне последовательно в духе технического материализма – поддерживается с помощью техники. Новое «рабочее государство» для Юнгера не более «утопия», чем зарождающийся коммунистический (мировой) порядок для большевика. Трудно отрицать определенное сходство с итальянским фашизмом и, возможно, с посткоммунистическим Китаем наших дней. Удивительно, но Юнгер почти ничего не говорит об итальянской авторитарной модели, как и о неизбежном захвате власти национал-социалистической партией в Германии.

Если на первый план выходит фигура победителя, смерть индивидуума, восхваление жестокости и нового человека как черты «расы мужчин-господ», а также положительная оценка империализма и колониализма, то систематическое насилие, морально нейтрализованное расизмом, воспринимается как героическое поведение. В известном смысле юнгеровский проект жесткого и механизированного государства превосходит по радикализму идеологию национал-социалистов: он дает теоретическую основу для коллективной жестокости без явной ненависти к инородцам, слабым или женщинам, признавая холодную страсть единственным и необходимым условием для установления нового порядка, который рождается и подпитывается опасностью.

Пересекая границы литературных жанров, Юнгер в своей книге избегает упоминаний о большевизме, кроме тех случаев, когда он обращается к социалистической теории диктатуры и тоталитарного государства, предшествовавшей созданию его собственного проекта. Явное структурное сходство с моделью коммунистического государства состоит в том, что новый порядок будет устанавливаться поэтапно.