Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

Crudelitas, однако, опасна еще и потому, что в виде мести приводит в действие механизмы насилия, которые невозможно остановить. В итоге месть приводит не к стабильному существованию в страхе и ужасе, а, напротив, запускает спираль, которая заканчивается смертью самого жестокого правителя.

В девятой главе Сенека развивает свой тезис о возможных рисках для сохранения власти и упоминает молодого Августа, прародителя Imperium Romanum[278]. Сенека приводит историю Цинны и его заговора против Цезаря Августа. Вместо того чтобы отомстить, Цезарь помиловал злоумышленника и, по совету своей жены Ливии, проявил милосердие, тем самым завоевав на всю жизнь расположение преданного ему человека. Если призыв к самоконтролю был философско-этическим аргументом, то эта ссылка носит прагматико-экономический характер. В отличие от жестокости, такое поведение «выгодно». Здесь Сенека проявляет совершенно непоследовательную мягкость.

Завершая эту часть размышлений, Сенека разбирает еще один аргумент в пользу жестокости, о котором уже неоднократно упоминалось. Он гласит, что мягкость – это слабость или, по крайней мере, может быть истолкована как таковая. Однако clementia, по словам Сенеки, это не «утомленная свирепость», а разумная «сдержанность»[279]. Она есть «залог не только почета, но и безопасности; украшение власти – ее надежная охрана»[280]. Она понимается в смысле устойчивости и «экологии» правления. Власть тиранов недолговечна, напротив, мирные и мягкие цари правят долго[281].

IV. Удовольствие от жестокости

В дискурсе жестокости с самого начала присутствует мотив, который имеет отношение не столько к мести и гневу, сколько к «удовольствию», то есть к либидинальному удовлетворению: «Узурпатору свирепость по душе» (Tyrannis saevitia cordi est)[282]. Показательный пример из истории Рима – Луций Сулла, который устроил резню семи тысяч римских граждан и остановил убийства, как саркастически замечает Сенека, только ввиду «отсутствия врагов» (inopia hostium)[283]. Советник Нерона также критически оценивает принцип господства «пускай ненавидят, лишь бы боялись»[284]. В этом месте в тексте снова появляется экологический аргумент: чрезмерное насилие вызывает массовое противостояние, которое заканчивается борьбой всех против всех и жертвой которого в итоге становится сам тиран. Можно сказать, что в сочинении Сенеки содержится ядро теории масс: подданные изначально составляют опору правителя и в то же время могут лишить его власти. Философ вводит понятие модуса, или меры, важное для его понимания жестокости. Избыток насилия приводит к гибели людей и народов. Здесь философ имеет в виду не только тирана, но и массы, которые следуют за ним в демонстрации насилия. В то время как умеренный и полезный страх «сдерживает» (cohibet) умы, необузданный страх подстегивает их, побуждая «подавленных» (iacentes) к неограниченному росту насилия в новых ранее не испытанных формах[285]. Выражаясь на языке классовой теории и марксизма, – вспомним, например, работу Карла Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта»[286], – низшие слои компенсируют свое бессилие, «перенося» его на авторитарную властную фигуру. Маркс описывает Наполеона III как солдата удачи и талантливого азартного игрока[287], который подобно Нерону использует маску: «Старый прожженный кутила, он смотрит на историческую жизнь народов и на все разыгрываемые ею драмы, как на комедию в самом пошлом смысле слова, как на маскарад, где пышные костюмы, слова и позы служат лишь маской для самой мелкой пакости»[288].

Радикальная переделка политической реальности объединяет тиранов и диктаторов этого мира на протяжении веков. При этом понятно, что эта игра – игра на пределе – встраивается в политическую реальность. В романе «Нерон, кровавый поэт» (1922) венгерского писателя Дежё Коштолани римский император изображен как актер, которого на самом деле не интересует политика и внешняя власть, – этим он напоминает некоторых сегодняшних лидеров, играющих в западные демократии, – и который прежде всего хочет развлечься за счет других[289]. Он примеряет маски обычных людей и смеется над постаревшими и уродливыми проститутками из разных притонов и борделей, ухаживая за ними как за прекрасными состоятельными дамами. Вместе с тем он стремится сохранить свое положение единственного, кому дозволено играть. Тот, кто слаб, должен постоянно демонстрировать силу. Анонимность маски дает ему возможность говорить и делать все что угодно. Нерон Коштолани, чувствительный маменькин сынок, не может смотреть на кровь, разве что во время спектакля, когда ее проливают другие. Он мечтает стать писателем, как Сенека, и стремится убрать с дороги всех окружающих, которые могут быть опасны для его самовлюбленного существования: сначала сводного брата, затем мать и, наконец, – путем принуждения к самоубийству – своего советника Сенеку.