Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

В тринадцатой главе трактата «О милосердии» Сенека описывает логику такого господства. Правление, основанное на пытках, мучениях и орудиях смерти, порождает такой тип человека, которого правитель должен бояться. В конце концов жестокость оборачивается против него самого.

V. Наказание

Обсуждение проблемы наказания, которую Сенека рассматривает в трактате «О гневе», начинается с этой темы, но не исчерпывается ей. Сенека различает две основные ситуации: тому, кто пострадал от несправедливости, возмездие (ultio) приносит «утешение» и «успокоение» (solacium)[290], а для всех остальных оно обеспечивает безопасность (securitas)[291]. Опять же, princeps[292] находится в особой ситуации, поскольку он не нуждается ни в удовлетворении, ни в доказательстве своего превосходства посредством наказания. И здесь также правитель должен сдерживать страсти, чтобы укрепить свою власть: «Исправлению же нравов более способствует воздержанность в применении взысканий»[293]. В этом контексте интересна и мысль о том, что не все может быть наказуемо[294]. Таким образом, Сенека в определенной степени, «умеренно», принимает месть – форму наказания, которая сегодня в основном не одобряется. Он приводит аргумент о безопасности, тем самым предвосхищая идею утилитарной этики о том, что преступника наказывают, сажают в тюрьму или даже уничтожают не из-за его поступков, а для того, чтобы обеспечить безопасность людей.

В двадцать пятой главе (Сенека – мастер повторений) снова утверждается, что crudelitas – это «зло, меньше других отвечающее человеческому естеству»[295], не подходящее для души, управляемой clementia. Вероятно, это следует понимать так, что жестокость здесь рассматривается как ужасное зло, которое, однако, не является человеческим в собственном смысле слова. Тем самым понятию «человек» придается положительное значение. Crudelitas определяется противоречиво: с одной стороны, негативно, в смысле дохристианского гуманизма, но, с другой стороны, это очевидно сомнительная привилегия человека, который в этом пункте явственно отличается от животного, не знающего ни милосердия, ни жестокости и не способного к ним. Противоречие состоит в том, что она изображается как иррациональный импульс, возникающий из ярости и безудержного гнева, даже как заблуждение и страсть, и в то же время – на это указывают примеры Луция Корнелия Суллы и Александра Македонского – рассматривается как ложный расчет правителя.

Как заявляет Сенека в самом начале, сочинение «О милосердии» посвящено природе clementia. Философ дает ей тонкое определение: это «сдержанность души в ее власти карать. Говоря иначе, это мягкосердечие высшего по отношению к низшему в определении наказаний»[296]. Таким образом, становится ясно, что мягкость, которая сдерживает властные страсти и тем самым с психоаналитической точки зрения тормозит влечение, по-видимому, связана с властью над другими людьми и предполагает асимметрию позиций. Поэтому мягкость также заключается в отказе власти от жестокости, применение которой в принципе всегда возможно. Тот, кто не занимает властного положения и не имеет права распоряжаться, не может проявлять мягкость.

Итак, мы имеем дело с дискурсом господства, где жестокость возможна, но отвергается по соображениям государственной политики, философии жизни и, возможно, этики – вопреки другому мнению, которое снова и снова возникает в тексте. Последнее исходит из того, что власть должна продемонстрировать, на какие насильственные действия она готова пойти в крайнем случае, причем определение того, что считать крайним случаем, всегда остается прерогативой автократического правителя – как тогда, так и сейчас. По логике трактата один дискурс – это позиция справедливого правителя, другой – тирана.

Примечательно, как Сенека описывает отношения между строгостью, милосердием и жестокостью. Строгость, говорит он, только на первый взгляд противоположна милосердию. В действительности для стоика она является такой же добродетелью, как и милосердие, и не противоречит ему. Строгость и милосердие не нагружены эмоционально и соответствуют спокойному размышлению. Они являются следствиями властного расчета, а не спонтанного побуждения. Суровость отличается от жестокости, в частности, тем, что она возникает из спонтанного аффекта, «свирепости души» (atrocitas animi), которая проявляется в настойчивом требовании наказания[297].