Привлекательность власти заключается в том, что она дает возможность разделаться со своим противником так, что от него или от нее ничего не останется. В этом смысле таблица, которую Элиас Канетти приводит в «Массе и власти», наглядна и поучительна. Если проводить аналогию со сказкой о животных, то это адаптированная версия жестокой игры в кошки-мышки. Господин – у Канетти отсутствует фигура женщины-правительницы – прекрасно знает, что может убить беззащитного соперника в любой момент, но откладывает момент расправы, чтобы иметь возможность насладиться беспомощностью жертвы и вместе с тем собственным превосходством. Жестокость – это удовольствие за счет других, своего рода задерживаемый оргазм или растянутая во времени оргия власти. Перформативный аспект является неотъемлемой частью жестокой ситуации.
II. Неограниченное право распоряжения другими: Фридрих Геббель и Лион Фейхтвангер
Всемогущество, основанное на жестокости, также включает в себя аспект произвола: кого и как убивать – это исключительно мое решение, не ограниченное никем и ничем и не требующее оправдания. Когда я убью и убью ли вообще – решать только мне. Жестокость превращает насилие в рулетку, как в пьесе немецкого драматурга Фридриха Геббеля «Юдифь». В первом действии царь Олоферн проводит суд и предлагает своим подчиненным высказать жалобы. Когда простой солдат пожаловался на начальника, то не только последний, но и сам жалобщик были приговорены к смерти. Ловушка власти захлопнулась. Морально-психологическая жестокость такого решения основана на произволе, который демонстрирует абсолютный характер власти для выживших. Это подтверждается в том числе тем, что жизни лишаются невинные люди:
Наконец, исключительность власти проявляется в том, что она может дотянуться до любого человека. Жестокость порождает власть путем запугивания выживших, которые в то же время являются зрителями. Кроме того, эта кульминация могущества знаменует собой поворотный момент, поскольку вместе с произволом возрастает опасность для правителя стать объектом насилия, которое он сам и спровоцировал. Эта тема звучит в размышлениях Сенеки, Мишеля де Монтеня и, в определенной степени, Элиаса Канетти.