Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

Примечательно, что соответствующий текст, где expressis verbis[400] рассматривается тема жестокости, «К генеалогии морали», начинается с осмысления «обещания» как поведения, направленного в будущее, которое, как утверждается в «По ту сторону добра и зла», в то же время предполагает память. «Выдрессировать животное, смеющее обещать, – не есть ли это как раз та парадоксальная задача, которую поставила себе природа относительно человека?»[401] В результате человек стал живым существом, которое не может забыть то, что обещало. Он научился отдавать должное «активной силе» забывчивости[402]. Ницше описывает этот «парадоксальный» эксперимент, поставленный над человеком, как дрессировку, как процесс, связанный с принуждением и суровостью. Эта связь согласуется с выводом философа об антропогенезе, который в последнее время рассматривается как ненадежный в биологическом и культурном аспектах.

Понятие «отбор», заимствованное из биологии и в наше время исчезнувшее из философского лексикона из-за его национал-социалистических коннотаций, – несмотря на провокационную попытку Питера Слотердайка вернуть его в оборот[403] – отсылает нас к истории эволюции в ее культурном аспекте, понимаемой в смысле самопринуждения человека, жестокости к самому себе. Забывчивость рассматривается как позитивная биологическая сила: она представляет собой активную способность «закрывать временами двери и окна сознания»[404]. Память прививается человеку культурой, что фатальным образом приводит к утрате настоящего, как указывал Ницше в работе «О пользе и вреде истории для жизни» (из цикла «Несвоевременных размышлений»). Напротив, забывчивость является гарантией счастья, веселости, надежды, гордости, настоящего[405].

Это соображение включается в «длинную историю происхождения ответственности». В этом месте Ницше говорит о «доисторической работе», результат которой он оценивает так: «С помощью нравственности нравов и социальной смирительной рубашки человек был действительно сделан исчислимым». «Наиболее спелым плодом» этого самоотбора является «суверенный индивид», «человек собственной независимой воли»[406]. В ходе саморазвития человек фактически стал свободным. По Ницше, человеческая свобода парадоксальна: человек как свободная личность, обладающая собственным «мерилом ценности», формируется в результате самопринуждения. Но эта позитивная характеристика относится прежде всего к «сильным и благонадежным», «расе господ», а не к ничтожным рабам[407]. Совесть также включается в эту общую культурную связь, поскольку имеет «за собою долгую историю и долгий метаморфоз»[408]. Прежде всего, обещание и память связываются как явления, которые с точки зрения истории культуры обязаны своим существованием развитию мнемотехники. При этом выясняется роль жестокости в культурной истории человека и антропогенезе. Жестокость является предпосылкой мнемотехники, так как память рождается из боли и насилия, совершаемого людьми друг над другом: «Лишь то, что не перестает причинять боль, остается в памяти»[409]. Итак, согласно Ницше, жестокость – это решающий фактор культурной эволюции. Обращаясь к немецкой истории, Ницше приводит описания чудовищных ритуалов, жертвоприношений, оскопления, аскетических практик. Философ, который отводит жестокости столь видное место в своей работе, еще больше усиливает свою аргументацию, восклицая: «Сколько крови и ужаса заложено в основе всех „хороших вещей“!»[410]

По Ницше, «нечистая совесть» и «сознание вины» восходят не к идее возмездия, а к первоначальным отношениям между заимодавцем и должником[411]. Понятие «вина» (Schuld) в немецком языке произошло от понятия «долги» (Schulden), поэтому истоки чувства вины нужно искать в конкурентной среде – силовой и принудительной архаичной экономике. Таким образом, проблема вины, ключевая для морали и этики, не деконструируется, а скорее решается с внеморальной позиции.

Теперь мы понимаем, что Ницше начал с обещания, поскольку оно органично связано с отношением долга. «Наказание» должника доставляет удовольствие заимодавцу-господину. «Вина», «совесть» и «обязанность» происходят из этих асимметричных отношений[412], которые подразумевают причинение страданий должнику.

Решающим моментом является то, что жестокость приносит удовольствие и обеспечивает превосходство. Жестокость – это «великая праздничная радость древнейшего человечества»[413].