Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

Здесь возникает вопрос, в какой степени это будущее новой расы аморальных сильных людей, не знающих чувства вины и применяющих наказание только к подчиненным массам, является возвращением к более раннему состоянию культуры? Или Ницше рассматривает его как исправление современной культуры, поворот, который может произойти только внутри нее? Несомненно, Ницше восхищается жестокими цивилизациями, не затронутыми иудаизмом и христианством. Примечательно и то, что противником Христа у него становится исторический основатель религии, которая, по сути, является монотеистической и, к тому же, глубоко этичной: в работе Ницше мягкий исторический Зороастр, предтеча Христа, заменяется Заратустрой-безбожником, «возвращающим […] человеку надежду»; «этот антихрист и антинигилист, этот победитель Бога и Ничто – он-таки придет однажды»[434]. Как гласит самоцитата из «Заратустры», мудрость – «женщина и любит всегда только воина»[435].

III. Превосходство

Почему идеи Ницше остаются столь привлекательными для многих? Возможно, из-за самоощущения модернизма, отчасти уже ставшего «классикой», и из-за чувства собственной неотразимости и превосходства, порожденного уничижительным обесцениванием другого. Бескомпромиссный радикализм свободы, пафос истины, магия дистанции – все это добродетели и козырные карты современного интеллектуализма. В то же время бесспорно, что невозмутимый взгляд Ницше направлен на темную сторону современности, поэтому он остается всегда актуальным аутсайдером: он снова и снова появляется в политике и в эстетике, слева и справа – например, в своем презрении к либеральной культуре Мишель Уэльбек фактически воспроизводит эту установку. Ницше – это философ, который, оставаясь на периферии либеральной культуры, является ее серьезным противником, и она не может его игнорировать. Без чтения Ницше вряд ли можно понять культурный модернизм, достигший своего пика в период между концом XIX века и началом Второй мировой войны.

Почти во всех своих текстах Ницше выступает в двойной роли: он – наблюдатель, как и великие французские моралисты XVIII века и романисты XIX века, проникнувшие во все глубины человека, а также автор программы безжалостности (не все его знаменитые ученики последовали в этом за ним), в которой он высказывает риторическое предложение утвердить «невозможное» – жестокость во всех ее многочисленных проявлениях – или, по крайней мере, попытаться сделать это. Следующий отрывок из «Утренней зари» вновь обнаруживает двойственность языка Ницше: психологически тонкое наблюдение о человеческой порочности сочетается с характерным комментарием о том, как различные добродетели могут быть использованы для жестокого наказания других. При этом критика морали переплетается с конструированием совершенно новой морали сильных: