Жестокость. История насилия в культуре и судьбах человечества

Изощренное зверство как добродетель. Это вид моральности, целиком и полностью основанной на стремлении выгодно отличиться, – но не подумайте, будто речь идет о чем-то хорошем! Ведь что это, собственно, за стремление и какова его задняя мысль? Это когда человек хочет, чтобы другой, глядя на него, корчился, испытывая зависть, чувство бессилия и собственной ничтожности; когда он хочет, чтобы другой испил всю горечь своего злополучия, и для этого каплет на его уста каплю своего меда, а потом, оказав такое мнимое благодеяние, со значением и злорадно глядит тому в глаза. Вот другой уже поджал губы и теперь совершенно раздавлен, – но поищите-ка таких, кого он уже давно думал помучить тем же, и они непременно найдутся! Первый же демонстрирует всю свою жалость к животным и потому всплескивает руками, – но есть такие люди, на которых он именно этим мечтал выместить злобу. А вон там стоит великий художник: его способности пришпоривало предвосхищаемое наслаждение при мысли о будущей зависти побежденных соперников – до тех пор, пока он не сделался великим; сколько чужих обид заплачено за его возвышение! А целомудрие монашки: сколько карающего презрения в ее глазах, когда она глядит в лицо женщинам другой стати! Как светится в этих глазах радость мщения! – Тема звучит недолго, вариаций на нее может быть бесчисленное множество, но наскучат они нескоро, – ведь в запасе всегда есть еще некая отчаянно парадоксальная и чуть ли не мучительная новость: мораль выгодного отличия есть в конечном счете наслаждение изощренным зверством. «В конечном счете» здесь значит: всякий раз в первом поколении. Ведь если привычка делать что-то выгодно отличающее наследуется, то скрытая за ней задняя мысль не наследуется вместе с нею (по наследству передаются только ощущения, а не мысли): и если, положим, эта мысль не будет снова подсунута благодаря воспитанию, то в следующем поколении с ней уже не будет связываться удовольствие от зверства; останется лишь удовольствие от привычки самой по себе. Но это-то удовольствие и есть первая стадия «добра»[436].

В искусно сплетенной цепи рассуждений Ницше выделяются два направления: сначала он обвиняет своих оппонентов, выставляя их в качестве настоящих нелюдей, чтобы затем открыть новую линию борьбы и противопоставить ложной рафинированной жестокости настоящую, честную, суровую и открытую. Так, в «Веселой науке» (фрагмент 266 «Где нужна жестокость») говорится: «Кто обладает величием, тот жесток к своим добродетелям и расчетам второго ранга»[437].

В центральном, седьмом, разделе работы «По ту сторону добра и зла», посвященном «нашим добродетелям», жестокость намеренно выводится на сцену: