Совершенно точно не переживу.
Понимаю, что подобные мысли закрадываются мне в голову первый раз.
Я часто думал о том, что он может наиграться со мной, что может точно так же любить еще и девушек, что в итоге выберет одну из своих многочисленных поклонниц и женится на ней, бросив маяться всякой дурью.
Я думал… что это может быть несерьезно. Но никогда не думал о том, что, чтобы проделывать со мной все эти грязные штуки, от которых хочется и вверх, и вниз одновременно, он должен был научиться.
Где-то.
С кем-то.
Тошнит неожиданно сильно. Убеждаю себя, что все дело в чересчур стремившейся к загару зефирке, но…
– Правда или действие?
Подняв голову и кое-как сфокусировав мутный взгляд, понимаю, что это спрашивает у меня сам Влад. Правильно, к черту всю очередность. Да и что уже от нее. Вся игра скомкалась.
– Действие.
Потому что, пускай он и не сможет спросить меня о чем-то подобном, потому что все и так знает, но может спросить, что я сейчас чувствую. Или думаю. Или все вместе. Не хочу. Не надо.
– Тогда иди сюда и поцелуй меня.
Просит.
Знаю, что если откажусь, то кивнет только и отцепится. Потому что прекрасно видит, насколько меня только что грузануло, и явно догадывается почему. И, разумеется, ничего не сможет с этим поделать.
Поднимаюсь на ноги и понимаю, что те порядком подмерзли, несмотря на толстую подошву зимних ботинок. Сделав два шага в его сторону, наклоняюсь и неловко клюю его в щеку. Даже не размыкая губ. Как самую нелюбимую тетю из глубинки, что раз в тысячелетие заглядывает к матери.
Возвращаюсь на свое место. Покусываю щеку, думаю выбрать Димана и, если ему и второй раз хватит глупости выбрать действие, попросить его поменяться со мной местами. Пусть идет спать к Владу в комнату, а я останусь с Саней внизу. Думаю об этом и понимаю, что ни за что не попрошу.
Потому что у нас и так чудовищно мало времени, которое может быть только нашим, только на двоих. Что, как бы сильно тараканы в моей голове ни шевелили своими лапками, я от него не откажусь. Ни от единой минуты.
Поэтому выбираю уже было расслабившуюся Ленку.
– Правда или действие?
– Давай действие.
Киваю и, осознавая, что ничего оригинального мне уже не придумать, банально загадываю ей перемыть всю посуду утром.
Кисло кивает, но даже не возмущается. Ее взгляд останавливается на Владе. Снова.
Да уж, везет Жнецову.
– Владик? Правда или действие?
И ему явно не нравится это «везет». Хмурится и даже накидывает на голову капюшон. Запоздало замечаю, что и куртку он давно застегнул, а руки прячет в карманах. Неужто тоже замерз?
– Действие. Ну нахуй вашу правду.
Действительно. Нахуй. И за каким чертом только Саня у него спросил? Чужие лавры покоя не дают, или неудачная попытка уколоть?
– Тогда расскажи нам сказку.
Даже Снежка, стоящая напротив меня и что-то напряженно разглядывающая в затухающем огне, вздрагивает, как только что разбуженная, и непонимающе оборачивается к подруге. В ее взгляде так и читается «ты нормальная вообще?», и, признаться, я с ней солидарен. Что за попытки в детский сад?
– Что? Сказку?
– Ну да. Сказку. Любую, какую придумаешь.
Жнецов кивает. Опускает голову, сцепляет пальцы в замок – всегда так делает, когда думает – и вдруг вскидывается.
И взгляд у него откровенно недобрый. Взгляд, который устремлен мимо меня. Глядит не то на Саню, не то на аккуратно сложенные поленья под навесом.
Мне хочется думать, что второе. Злобы во взгляде слишком много.
– В каком-то городе какой-то страны… – Его голос немного вибрирует на холодном воздухе и сейчас кажется ниже, чем обычно, раза в полтора. – На какой-то улице в каком-то доме мальчик жил.
Ленка хмыкает в этот момент, но даже у нее выходит невесело. Все остальные молчат в ожидании продолжения жнецовской страшилки. Ни на секунду не сомневаюсь в этом.
– Мальчик жил не один, а с точно такими же мальчиками и девочками. Маленькими и постарше. Светленькими и темненькими. Глупенькими и умненькими. Мальчиками и девочками, что были никому не нужны. Наш мальчик рос, все реже выглядывал в окошко, в каждом прохожем видя того, кто заберет его из какого-то города какой-то страны. Проходила зима, и наступало лето. Распускались почки, и опадала листва. Год за годом, за кругом – круг… Мальчик вырос и уехал оттуда, и дом его больше не из серого кирпича. Но, самое главное, сколько бы времени ни прошло, он навсегда останется маленьким мальчиком. Мальчиком, которого никто никогда не любил.
И тишина. Слышно, как проседает снег у ограды. И тишина… Слышно, как в котельной трубы гудят.
И тишина… Настолько абсолютная, что становится не по себе.
А Жнецов продолжает улыбаться, глядя туда же, сквозь меня.
Через меня.
И, конечно, я понимаю, что это значит. Я понимаю, что поддели его, и он, прицелившись, ударил в ответ.
– Миленькие у тебя сказочки… – Саня первым подает голос. И он, на удивление, ровный, а если знать его чуть хуже, то можно принять за обычный. Ничем не заинтересованный. Но я кожей чувствую, что это не так. Ну зачем? За что ты с ним так, Влад?
– Я старался. Хочешь, еще одну расскажу?