Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

Наши с ним отношения в этом смысле претерпевали соответствующие изменения. Вообще говоря, он очень ценил моё знание безмерного количества песен, умение найти к каждой, как говорят на эстраде, точный «ходильник» и реализовать его с успехом у публики. Когда Успенский был особо мной доволен, он пафосно произносил: «Львович – это наше всё!» Сам он петь не умел, знал не больше десятка песен, но это всё с лихвой перекрывалось тем, что он был Гений и Первооткрыватель – он «Нашу Гавань» придумал, создал и раскрутил. Я, зная ревнивый характер Успенского, факт его первенства всячески подчёркивал при каждом удобном случае. Но иногда приходилось ради дела отбрасывать политесные реверансы.

Приехали мы с «Гаванью» на гастроли в Америку. Первый концерт в Нью-Йорке, на Брайтоне, в «Миллениуме»: «тысячник» битком, билеты не дешёвые, по 50 баксов. Мы, как водится, все сидим на сцене – это был привычный Успенскому формат писательских встреч с народом. Он ведёт концерт, шутит-балагурит… и всё мимо. Я с ужасом вижу, как зал холодеет и отстраняется. Брайтонские евреи – публика особая. Придя домой, каждый из них снимет трубку и позвонит родне в соседние города: «Фира, ты взяла билет на «Гавань»? Так сдай, не ходи, я сегодня была – скучища!» И в Бостоне, Филадельфии, далее везде, – мы получим полупустые залы. Поняв это, я улучил удобную минуту, вылез с каким-то анекдотом и дальше по возможности «брал огонь на себя» – я хорошо знаю, как разговаривать с этой публикой. Когда в финале концерта я произнёс на идиш «Зай гезунд биз гундерт цванциг ёр унд хобн нахес фун ди киндер!» – «Чтоб вы все были здоровы до ста двадцати лет и имели счастье от детей!» – её никто не понял из сидящих на сцене, но хорошо понял зал и буквально взорвался аплодисментами. Мало того, особо эмоциональные зрители вскочили на подмостки начали меня качать…

Все гастроли Успенский был со мной предельно сух. По окончании поездки устроители организовали «гаванцам» пару дней отдыха – кажется, на океане, – а у меня начинались сьёмки, и я сразу же улетел в Москву.

На отдыхе Успенский устроил небольшое собрание. «Ребята, – спросил он, – не кажется вам, что Львович много на себя берёт? Он ведёт себя так, как будто он тут главный. Кто-нибудь может мне обьяснить, чего он такое делает, что ему такой успех?» По рассказам присутствовавших, была большая пауза, которую нарушил Максим Кривошеев. Он осторожно сказал: «Эдуард Николаевич, может, это потому, что мы все в тёмном, а Боря вышел в белом пиджаке?» – «А… может быть!» – неожиданно улыбнулся Успенский и разговор на эту тему закончил.

Мне, конечно, эту историю тут же рассказали, поэтому я не удивился, что мне никто из «Гавани» не звонит и на сьёмки не зовёт. Пока месяца через три не позвонил Успенский: «Боря, ты почему на программу не хочешь приходить?» – «Эдик, что значит «не хочешь», меня не зовёт никто…» – «А мне редакторы сказали, что тебе звонят, а ты отказываешься! Давай, завтра чтоб был!»

Встретились, обнялись, отсняли всё замечательно, потом выпили как следует в ресторане ЦДЛ… Великий детский писатель до конца дней своих был большой ребёнок.

Елена Успенская Про цесарок, галку, ворону…

О птицах писателя вспоминает Елена Борисовна Успенская – заботливая жена и верный друг Эдуарда Николаевича.

Эдуард Николаевич любил собак и в птицах разбирался.

Как-то в Троицком я говорю: «Ухает птица какая-то, как сова, как филин: Ух! Ух!» Эдуард Николаевич поясняет: «Это не филин. Это лесной голубь». Потом мы эту птицу выследили, видели, где она приземлилась. Действительно, большой голубь. Серый самец с белым воротником.

Помнится, Эдуард Николаевич однажды узнал, что в селе Троицком Залесского района бабушек одолел колорадский жук. Никакого спасу! Ест ботву, чем уничтожает будущий урожай картофеля. Успенский выяснил, что колорадского жука поедают цесарки. Он немедля поехал на ферму в Загорск, откуда привёз яйца этой птицы. Поместили их в инкубатор. В современных инкубаторах программы обеспечивают весь процесс выведения цыплят. У нас был инкубатор, но давнишний, приходилось всё делать вручную. К примеру, когда птенцы начали выклёвываться, надо было в инкубаторе мокрые полотенца повсюду раскладывать, потому что на выходе цыплят из яйца должен быть особый режим влажности, иначе высохнет вся оболочка, и птенец не сможет её расклевать. Он клювом делает дырочку в яйце и ещё какое-то время в своём надколотом «домике» сидит. Только клювик высовывает иногда. Потом он расклёвывает скорлупу по окружности – она как шляпка – раз, снимается! И – вперёд!

Малыши были длинноногие с коричневыми полосками. Правда, слабые, первое время ноги у них разъезжались. Но выходили мы их.

Когда же цесарки подросли, отдали их бабулькам в Троицкое, чтобы птицы помогали им в сельском хозяйстве бороться с колорадским жуком.