Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография

Написание романа и концептуальный комментарий – не единственные области, которые исследует Гваттари в поисках новых форм выражения. Для театрального режиссера Филиппа Адриана, с которым он дружит со времен написания пьесы «Сны Кафки», он в январе 1985 года пишет текст к будущей постановке под названием «Хозяин Луны», в которой танец должен сочетаться с художественной инсталляцией. Он предполагает, что это будет спектакль для десятка актеров, положенный на музыку Жоржем Апергисом, с хореографией Даниэля Доббеля, костюмами Аделаиды Виньолы и сценографией Жерара Фроманже. Гваттари отсылает пьесу Энцо Корману, которого, несмотря на их дружбу, текст совершенно не убедил. Гваттари просит его прислать критические замечания, но Корман отвечает, что «бред не критикуют»[1791].

Гваттари много раз предлагал ему написать пьесу вместе, но Корман не принимает всерьез эту в действительности вполне искреннюю просьбу. В 1987 году они организуют кооператив французских авторов[1792], в который войдет много разных участников. Кооператив проведет с десяток собраний по вопросу программы, которая должна определить, какого рода творчество они поддерживают, но эта мобилизация ни к чему не приведет. Тем не менее они выпустят вместе небольшой литературный спектакль. Гваттари отправляет своему другу Корману с десяток пьес. Из них Корман выберет небольшую вещь «Сократ», шутливый тон которой его забавляет. Он поставит пьесу в «Открытом театре», с Арно Карбонье в главной роли, в рамках недели современных авторов. Гваттари сидит на спектакле в четвертом ряду, рядом с ним Жозефина. Когда в 1991 году Корман соберет свою собственную труппу, занимающуюся музыкальным театром, он окрестит ее «Большой ритурнелью» в честь концепта Делёза и Гваттари.

Живопись тоже вызывает у Гваттари огромный интерес, прежде всего творчество его друга Фроманже, о котором он в 1980-е годы пишет: «Эта сногсшибательная фреска „Ночь, день“, от которой цепенеешь – на восьми квадратных метрах в эротическом и смертельном танце кружатся нагие тела-краски»[1793]. Он считает своего друга Фроманже художником-акционистом, отвечающим на метафизический вопрос «Что значит рисовать?» практической демонстрацией, перформативным жестом. Рисовать – значит действовать, если перефразировать Остина. Освободив цвета от их иерархических отношений и установив между ними равенство, Фроманже, по мнению Гваттари, сделал их главным вектором выражения. Далекий от деконструктивизма, художник отдает предпочтение «процессуальной живописи»[1794].

В 1986 году Гваттари пишет комментарий к серии «Китира, новый город» по случаю Международной ярмарки современного искусства (FIAC). В эту эпоху подмораживания, когда искусство замирает, как сонная муха, Фроманже оказывается своего рода исключением и как ни в чем ни бывало продолжает свои художественные искания: «Его, по видимости, спасает то, что его вопросом всегда было не „почему“, а „как“»[1795]. В сфере живописи у Гваттари завязались также отношения с Мерри Жоливе, сыном композитора Андре Жоливе, и он пишет текст, посвященный его творчеству, по случаю его выставки в Париже в мае 1975 года. Но самое интенсивное живописное выражение мира как «хаосмоса»» в 1980-е годы Гваттари находит у японца Имаи Тошимитцу. Этот художник одновременно «родом из детства», проведенного в Киото, и пропитан опытом бродячего художника на Монпарнасе, где в 1950-е годы сражался с холодом и голодом, пока не получил признание. В то же время «за Имаи как ценностью, признанной истеблишментом, всегда угадывается хулиган из поколения битников, художник-акционист и автор хеппенингов»[1796].

Высоко ставит Гваттари и творчество американского художника, поэта, фотографа и скульптора Дэвида Войнаровича, в основе которого – бродяжничество и бунт. Войнарович бродяжничал, подобно Керуаку, после тяжелого детства, когда ему пришлось выживать всеми правдами и неправдами и даже заниматься проституцией. Гомосексуал, взбунтовавшийся против конформизма американского общества, он вел маргинальный образ жизни, вращался в кругах контркультуры, и только в 1985 году выставился на прославленной «Биеннале Уитни». Вначале он рисовал по трафарету на стенах в Нью-Йорке, изображая в основном загоревшиеся самолеты-бомбардировщики и взрывающиеся дома, затем писал огромные фрески на заброшенном складе, где к нему присоединились несколько десятков друзей-художников, создав вместе то, что станет одним из важнейших центров нью-йоркской живописи, East Village Art. В этой живописи главным вектором выражения всегда был вопрос о сопротивлении официальной власти. Гваттари наверняка близок этот бунт против смерти, о приближении которой знает художник: в возрасте 38 лет он умирает от СПИД а – в том же 1992 году, что и Гваттари.