В основе этого театра мы обнаруживаем, помимо темы малого языка, еще и тему вариации: «Значение имеют отношения скорости или медлительности»[1880]
. Тем самым совершается разрыв с трагической идеей репрезентации конфликтов и противоречий, которые нужно преодолеть, что особенно радует Делёза. Отказавшись от такой интерсубъективной диалектики, Бене запускает линии вариаций, отвечающие различным модальностям и скоростям, которые развиваются по траектории миноритарных становлений. В этом театре также присутствуют размышления о телесности, близкие делезовским темам. Театральная работа, по мнению Кармело Бене, ставит вопрос о том, как быть актерским телом без органов и одновременно пребывать на сцене. Речь о том, чтобы выразить «невозможность тела хотеть, мочь: преграды – препятствия, если воспользоваться термином Жиля Делёза, – которые ему мешают и сбивают его с пути»[1881]. В этом театральном выражении Бене придает особую важность голосу, его непрерывным вариациям, относящимся к порядку изречения и соответствующим в его театре трем разным потокам: голосу актера на сцене, записанному голосу и искаженному реальному голосу актера, тембр которого то повышается, то понижается.Что касается темы голоса – Делёз напишет замечательный оммаж своему старому другу Алену Кюни, с которым он познакомился в юности у Мари-Мадлен Дави[1882]
: «Если голос что-то и раскрывает, так это то, что концепции не абстрактны. Когда это голос такого актера, как Ален Кюни. возможно, это один из самых прекрасных примеров театра у микрофона. Можно было бы только мечтать об „Этике“ Спинозы, прочитанной Аленом Кюни. Голосом, который словно подхвачен ветром, гонящим волны доказательств»[1883].В 1992 году Делёз публикует важный текст под названием «Изможденный» – послесловие к сборнику «Quad и еще четыре телевизионные пьесы» Беккета[1884]
. Мир Беккета, его персонажи и их дизъюнкции близки увлеченности Делёза Бартлби и его фразой «Я бы предпочел не». Отсутствие возможного в театре Беккета, как считает Делёз, отсылает к теме изможденности, исчерпания, которая не сводится к простой усталости: усталость еще располагает какими-то возможностями, хотя и неспособна их осуществить, тогда как у изможденного этих возможностей нет: «Он изможденный, потому что исчерпал возможное, и наоборот»[1885]. Согласно Делёзу, есть четыре способа исчерпания возможного: составлять исчерпывающие серии вещей, приглушать поток голосов, исчерпывать потенциальности пространства и рассеивать силу образа: «Изможденное – это исчерпывающее, приглушенное, исчерпанное и рассеянное»[1886] .Эстетика, по Делёзу, отнюдь не индивидуальная вотчина специалистов: она присутствует в каждом как симбиоз перцептов и аффектов в сингулярных комбинациях того, что он, опираясь на Бэкона, называет «логикой ощущений». На тот момент, когда Делёз передал Гарри Янковичи из издательства
Как только этюд Делёза был опубликован, его сразу прислали Бэкону[1888]
, который поразился его прозорливости: «Этот парень словно заглядывал мне через плечо, когда я писал свои картины!»», – отметил он[1889]. Жоаким Виталь, большой поклонник Бэкона, организует встречу между автором и художником в Париже, ужин на улице Трюден, вУжин вышел отвратительным – таким же отвратительным, как диалог между ними. «Дорогой Жиль», «Дорогой Фрэнсис». Они улыбались друг другу, говорили комплименты, снова улыбались. Мы изумленно слушали, как они перебирают банальности. Мы подбрасывали им темы: египетское искусство, Догэн, Шекспир, Суинберн, Пруст, Кафка, Тёрнер, Гойя, Мане, письма Ван Гога брату, Арто, Беккет. Каждый подхватывал ту или иную тему, обыгрывал ее в одиночку, не заботясь о другом. Откупорили бутылку бордо, что Бэкон воспринял как личное оскорбление, а Делёз произнес первоклассную речь об университете[1890]
.