Его субъект – это субъект без «я», анонимный, безголовый субъект. Он всегда противопоставляется субъекту тождества. Дело в том, что врагом является не столько субъект, сколько «я», эго. Он никогда не думал, что может быть имманентная часть эго, но тогда я не знаю, как выйти на план имманентности, о котором он говорит[2203]
.Современная машинная мысль
Творчество Делёза и Гваттари служит важным источником и для новой эпистемологии наук, которая уже не основывается на разделении между наукой и обществом, между человеком и природой, объективностью и субъективностью. Это относится к философу и социологу наук Изабель Стенгерс. Она заканчивает философский факультет в 1973 году, когда публикуется «Анти-Эдип», но «именно „Различие и повторение“ заставило меня работать»[2204]
. В работах Делёза ее сразу же захватила способность увлекаться и увлекать читателя работой по соединению тех зон, которые обычно изолированы друг от друга. Именно такое соединение того, что внешне кажется изолированным, она исследовала в отношениях наук, и именно его она обнаруживает в поле философии. В шести томах, опубликованных ею в 1996–1997 годах под заглавием «Космополитики», где исследуются территории науки, а именно научные войны, термодинамика, время у Пригожина, квантовая механика и проявления эмерджентности[2205], многие ее понятия опираются на Делёза и Гваттари.Изабель Стенгерс знакома с Гваттари с 1980-х годов. Она приглашает его на встречу с учеными на десятидневной конференции в Серизи, которую организует вместе с Ильей Пригожиным, нобелевским лауреатом по химии 1977 года: «Он сделал худшее, что только можно было сделать, показав свои диаграммы. Он увлекся выкладками, в которых ученые просто ничего не поняли. Шанс был упущен»[2206]
. Тем не менее Стенгерс будет использовать концепты Делёза и Гваттари в своей собственной работе и сыграет весьма активную роль в популяризации их работ в Брюсселе. В 1980-х годах Стенгерс посвящает Делёзу и Гваттари свой семинар в брюссельском Свободном университете. Начиная с 1990-х годов ее коллега Пьер Верстратен, весьма активный сартрианец, ведет свой вводный курс по философии на основе работы «Что такое философия?».Благодаря этому курсу Даниэль Франко еще студентом знакомится с этой мыслью, а когда он сам начинает преподавать в Свободном университете, то в течение четырех лет читает курсы по Делёзу – с 1990 по 1994 год: «Делёз был необыкновенным мастером синтеза. Сегодня меня поражает его литературность. В каком-то смысле это бег в облаках»[2207]
. Паскаль Шабо[2208], специалист по Симондону, тоже прошел курс у Изабель Стенгерс и Пьера Верстратена, которые в 1998 году издают работу о Делёзе[2209]. Поскольку Паскаль Шабо является прежде всего историком философии, первоначально специализировавшимся на Гуссерле, Делёз сыграл для него роль «освободителя»: его понятие множественности помогло ему отбросить идею фундирования, столь важную для феноменологии: «Встреча с универсумом Делёза стала для меня глотком кислорода»[2210].На Пьера Леви, который стал специалистом по «технологиям интеллекта», повлиял Мишель Серр, но и Делёз с Гваттари. Последнего он впервые встречает в начале 1990-х годов, их объединяет интерес к самым современным технологиям. Пьер Леви видит в новых информационных технологиях основания когнитивной экологии, которая достаточно близка к экософии Гваттари, выступающей основанием партиципативной технодемократии. Задача теперь в том, чтобы мыслить не оппозицию человека и машины, а способы их соединения. Пьер Леви исследует прошлое кибернетики и видит в Уоррене Маккалоке первого, кто установил связь между работой нейронов и логическими цепями, заложив таким образом основания коннекционизма. В то же время Леви вдохновляется идеей ризомы, которая становится у него не чем иным, как способом распространения знания, ветвящегося в самых разных направлениях, что возможно благодаря новым технологиям интеллекта.