«Жил напротив тюрьмы…». 470 дней в застенках Киева

Украина на президентских выборах всегда выбирала между кандидатами Востока и Запада Украины. Крымчане отдавали свои голоса только за тех, кто с Востока. А это ни много ни мало — около миллиона избирателей. Этот миллион мог быть решающим. Как это было в 2010 году, на спокойных, признанных даже Западом выборах, когда Янукович победил Тимошенко с перевесом в те самые 900 тысяч голосов. Вот цена крымских избирателей. Вместе с Крымом с украинской территории уходили нежелательные голоса — Порошенко это прекрасно понимал.

Поэтому украинская майданная власть только с облегчением вздохнула, когда Крым ушёл. За счёт этого на любых следующих выборах кандидаты Востока и Запада практически полностью сравнялись по своим возможностям. За ними стояла бы практически равная по численности электоральная аудитория. И весной 2014-го для киевской власти это стало веским аргументом, чтобы не посылать в Крым автобусы с вооружёнными людьми.

Более того, у этого ухода появилась вторая, пропагандистская сторона. Крым не ушёл, согласно внутренней украинской риторике в СМИ, его оккупировали. Теперь в украинской пропаганде постоянно звучат тезисы о том, что надо возвращать Крым. Теперь вопрос — чей Крым, русский или украинский, — стал тестовым для определения «настоящих украинцев» и отделения их от «зрадныков» (предателей). Смешно, но певица Maruv, которая должна была представлять Украину на конкурсе «Евровидение» в 2019 году, не смогла найти «правильного» ответа на этот вопрос, поскольку для неё Крым — это Россия. В итоге победительницу отборочного тура на Евровидение не послали, а Украина отказалась от участия в конкурсе.

Тезис об оккупации Крыма Россией стал ещё одним из элементов машины ненависти, создаваемой Порошенко как президентом войны. В случае с Крымом — войны холодной, виртуальной. Активисты «Свободы» и «Правового сектора» перерезали линии передач, идущие в Крым. Никто из этих активистов не был наказан даже административным штрафом. Прекратили железнодорожное сообщение с Крымом, хотя изначально в 2014 году Верховная Рада рассматривала проект создания там совместной свободной экономической зоны, чтобы можно было поддерживать хотя бы торговые отношения с Крымом. Но Порошенко, как президент войны, а не мира, не мог на это пойти: продолжим торговать — значит, как бы что-то частично признаём.

Поэтому Порошенко без колебаний пошел на транспортную и экономическую блокаду Крыма. Железнодорожные пути залили бетоном, демонтировали линии электропередач, идущие в Крым, засыпали канал, по которому поступала вода в Северный Крым. И при этом все время рассказывали, что агрессивная Россия Крым захватила, а Украина никогда не оставит усилий его вернуть и вернуть крымчан в Украину. Кто, правда, захочет возвращаться туда, где за твой же выбор тебя гнобят и готовы посадить в тюрьму, — непонятно.

Дальше была Одесса. Я имею в виду поджог одесского Дома профсоюзов 2 мая 2014 года. Те, кто не принял новую майданную власть, кто вышел на протест против неё, были заживо сожжены руками других, «правильных» украинцев. При этом силовики стояли в стороне и молча на всё это смотрели. А несогласных уничтожали руками активистов и «настоящих патриотов». Тех, кто погиб в Доме профсоюзов, жертв националистического террора, в украинской пропагандистской машине назвали «колорадами», потому что они носили георгиевские ленточки. А еще «сепарами», сторонниками «русского мира», а значит, чем-то инородным для майданной, «патриотичной» Украины. Никто из тех, кто сжигал людей, так и не был наказан. Наказывали тех, кто находился в Доме профсоюзов, кто организовал этот протест, — это было. В пропагандистской машине ненависти появился элемент, важный для майданного сознания, — были найдены свои внутренние враги, которых можно безнаказанно убивать, сжигать. А государство, его репрессивный аппарат, еще и накажет тех, кто оказывает сопротивление, кто за них заступается.

Машина ненависти создавалась поэтапно. Майдан — Крым — Одесса. Каждый новый элемент приносил свой новый импульс враждебности к «пятой колонне», «оккупантам», «колорадам» и усиливал убеждённость, что только ненависть даст силы для формирования украинской «политической нации».

А потом был Донбасс, где сначала были «сепары». Через год-два это слово исчезло из употребления в большой пропагандистской машине, ушло из украинских телевизионных эфиров. Его заменили на «наемников оккупантов», «террористов» — только так называли жителей Донбасса, которые встали на защиту своих домов. В 2015– 2016-м, а уж тем более в 2017-м утверждение о том, что в Донбассе идёт гражданская война, вызывало просто бешенство у киевских политиков. В Верховной Раде даже предлагали принять закон об уголовной ответственности за «отрицание российской агрессии» на Юго-Востоке Украины.