Жила-была кровь. Кладезь сведений о нашей наследственности и здоровье

Сегодня переливание крови — синоним альтруизма и самопожертвования, но так было не всегда. Поначалу оно имело отношение к поискам вечной молодости. Люди пытались продлить себе жизнь, принося в жертву других — более молодых, более красивых, более здоровых. С этой мрачной страницей истории трансфузии связана одна известная личность — папа римский Иннокентий VIII: ему перелили кровь трех юношей, отчего все они, обескровленные, умерли, впрочем, он все равно скончался. А в XVII веке графиню Елизавету Батори из Эчеда обвиняли в том, что она убила десятки, если не сотни девушек и принимала ванны из их крови.

Чтобы положить конец этим безумствам, в XVII–XIX веках врачи предпринимали попытки перелить человеку кровь животных, но это не работало, и теперь мы понимаем почему — из-за иммунологической несовместимости. С конца XIX века донорство становится актом милосердия среди родственников: отец делится кровью со своим новорожденным сыном, муж — со своей рожающей женой. Потребуется открытие совместимости групп крови и сплоченность братьев по оружию во время Первой мировой войны, чтобы создать механизм подбора доноров-добровольцев, пока еще не анонимных, но уже не имеющих родственных кровных связей с реципиентами, — такое донорство держалось только на солидарности соратников.

Сегодня и представить невозможно, насколько отважными были первопроходцы переливания крови, чтобы пуститься в авантюру клинической трансфузии, осмелиться нарушить таинство человеческой крови, смешать кровь людей, не состоящих в родстве. В конце XV века первопроходцы трансфузии (или безумцы) презрели моральные запреты и стали переливать людям кровь овец и ягнят. Переливание крови животных бросало вызов восходящему к античным временам страху (даже ужасу) привнести в человека нечто животное: в те времена во Франции это называли словом cruauté (зверство, жестокость) — того же корня и латинское cruor, означавшее черную, или испорченную, кровь. Переливание человеческой крови шло вразрез и с другим постулатом, более поздним: только святая кровь Иисуса Христа несет спасение (здесь мы опираемся на западную культуру). Несмотря на иммунологические и моральные препятствия, гемотрансфузия, которую доноры воспринимали как возможность проявить солидарность, прочно вошла в арсенал средств помощи тяжелораненым солдатам и истекающим кровью роженицам.

После солдат дошла очередь и до мирных жителей, получивших травмы. Арно Цанк, невероятно талантливый врач-универсал^{23}, создал при больнице Сент-Антуан в Париже общество переливания крови — первое учреждение по ее сбору. Общество создало сеть добровольцев, которых в случае экстренной необходимости вызывали согласно контракту: эти доноры получали компенсацию за кроводачи — тогда, в 1928 году, это было нормально, но сегодня такая практика неприемлема, во всяком случае в нашем уголке мира.

Гражданская война в Испании подарила миру мобильную систему гемотрансфузии, ее придумал канадский врач Норман Бетьюн. На несколько десятилетий донорская щедрость стала доминирующей тенденцией, а дни донора — обычными мероприятиями в жизни деревень. В годы Второй мировой войны кампании по сбору крови, проводимые в духе альтруизма и народного сопротивления, были весьма успешными. Иногда собранную за день кровь даже приходилось выбрасывать, так как не хватало ресурсов для ее переработки и содержания, хранилища были переполнены. Благо, что эти запасы имелись, поскольку необходимость в донорской крови все росла: в ней нуждались не только раненые, но и анемичные пациенты, люди, претерпевшие лучевую и химиотерапию, трансплантацию или операцию на сердце. Сбор донорской крови стал привычным в университетах, на городских площадях, в военных казармах, заводских цехах и на пляжах.

Почему же такая практика ушла в небытие? Можно предположить три основные причины. Люди переходят к оседлому образу жизни, растет потребность в индивидуализации, что естественно для роста городов, семья концентрируется на себе, утрачивается общинный характер проживания и клановая солидарность. Затем скандал, связанный с делом о зараженной крови, переворачивает систему гемотрансфузии с ног на голову: донора перестают воспринимать как благотворителя и спасителя, теперь он превращается в субъекта подозрительного и потенциально опасного. И наконец, индустриализация переливания крови и всей трансфузионной цепочки — жесткий ответ на тяжелую кризисную ситуацию — замещает человеческую солидарность бескомпромиссными регламентами. Право голоса осталось лишь у ассоциаций доноров крови, своего рода общественных объединений, но и они все больше утрачивают влияние в мире, охваченном техническим прогрессом, и медицина здесь — не исключение. Может, сегодня мы менее гуманные и сплоченные, чем вчера? Нет, это далеко не факт.

Этический аспект