Читаем Жили-были мужики полностью

Одно смущало мужичка нашего: ну такие дети бестолковые попались, что один-два понимает, про что учитель рассказывает, а остальные вроде и в рот смотрят, а понять ничего не могут; а такие попадаются, что и смотреть не удосуживаются: тыкают себе в телефон под партой, а потом приходят с родителями пятёрки в четверти требовать. И по этому поводу грусть-тоска другой раз накатывала к мужику в гости: дескать, что ж такое получается, граждане – выходит, зарплату то я получаю, а толку от меня вроде никакого нет? За ради двух умных перед тридцатью дураками артистом работать? Ну и натурально, даже водкой гонять такую тоску приходилось иногда, но, конечно же, по каникулам.

И вот как-то получилось с каким-то праздником – не то у школы юбилей какой был, не то по поводу того, что год назад заложили в городе аллею Победы местная администрация пышные празднования устроила – врать не буду, не помню, а только собралось много каких людей, и устроилось так, что место нашего мужичка попалось рядом с его учителем старым – давно на заслуженном отдыхе уже, конечно, обитающем, но бодрость духа не потерявшим. Ну и выпили, конечно, сначала за повод, потом за былые времена, потом за будущие заслуги, а там и до разговоров дело дошло: что да как. Учителям всегда есть что обсудить и что сравнить, да и давно уж замечено: ежели человек трезвый, так о футболе или о рыбалке, а как в подпитие придёт, так все разговоры о работе. Ну и – слово за слово, да и пожалился наш мужик на свою беду. Ухмыльнулся старый учитель, да и говорит: «А что думаешь, вы что ли, лучше были?», – да и начал вспоминать да пересказывать память свою учительскую, да так, что мужичок наш сначала заулыбался, а через семь минут уже даже и уши у него покраснели: так живо напомнили ему о весёлой его школьной жизни.

Но старый учитель он на то и учитель, что заметил всё, и уж добивать нашего мужичка не стал, а только так ему сказал:

«Не переживай, мол, так уж сильно, я тоже поперву сильно за это расстраивался. А потом понял: ко мне ведь за этим ученики и ходили, чтобы не я проверял, что они знают, а мне их научить надо было тому, что знать надобно. Вот и вся твоя задача. А пока не туда ты глядишь. Но это хорошо, что задумался, а то некоторые бывают, так за деревьями леса и не видят, и до самого конца требуют от других свою работу выполненную. А пока ты плюнь на свою педагогику и психологию, да определись, чему ты их научить должен, а вот после этого за Макаренко с Выготским и берись, а то так и будешь вихлять, как лодка в шторм, сам переживать, да других на грех наводить!» За что и выпили.

А к пятому своему году работы мужик наш начал замечать, что умнеть вдруг дети начали. А уж оттого ли умнеют, что он их научил, или так гены у детей сложились, не стал мужик наш разбираться – когда с умными работаешь, и самому в радость, и мысли дурные не приходят.

Притча двадцать третья

Жил-был мужик. Вернее, много мужиков-то живёт, но в этот раз мы про двоих расскажем, потому как друзья они были чуть не с детского сада. Бывают же такие друзья – никогда по одному, всегда вдвоём. Ну вот, и эти из таких же были. Где рыбалить, где купаться, где на велосипедах гонять, где по яблоки по зелёные в чужой огород – всё детство вместе! Взрослые уж знали – коли одного ругать начинают, так и второй заслужил, хоть и не пойман был. Ну и, если уж хвалить, так тоже не по одному! Ну и мужики наши (тогда ещё, конечно, мальчишки) тоже понимали, что уж если один попался, второму как хочешь, а тоже сдаваться надо идти, потому как всё равно поймают и приведут.

Так и проживали. Сначала по школе куролесили, подросли – мотоциклы начали собирать да по девкам кататься. Повзрослели ещё – там до водки дело дошло, до автомобилей, да до рыбалок с охотами; и уж каких только приключений не видывалось мужикам нашим – про каждое то комедию, то детектив писать надо. Ну и через законы да и через заветы перешагивать приходилось другой раз, то по пьяни, то по молодости, то уж шкуру спасать надо было, а то так и из баловства – про подробности промолчу, потому как и сам плохо помню, да и не о них сейчас.

Ну да, долго ли, коротко ли, а обстепенились мужички наши. У одного две девки вырастают, у другого – два парня. Воспитывать надо, кормить – одевать, да и здоровьишко подрастерялось уже, времени на все проказы не хватает, а квитанции об оплате услуг между тем приходят регулярно. Вот и посолиднели мужички. Водку всё реже покупают, лодки со спиннингами продали, в рыбацких сапогах по даче ходят: кусты подвязывают. Ну и время от времени встречаются – молодость вспомнить за рюмочкой, не без этого!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Былое — это сон
Былое — это сон

Роман современного норвежского писателя посвящен теме борьбы с фашизмом и предательством, с властью денег в буржуазном обществе.Роман «Былое — это сон» был опубликован впервые в 1944 году в Швеции, куда Сандемусе вынужден был бежать из оккупированной фашистами Норвегии. На норвежском языке он появился только в 1946 году.Роман представляет собой путевые и дневниковые записи героя — Джона Торсона, сделанные им в Норвегии и позже в его доме в Сан-Франциско. В качестве образца для своих записок Джон Торсон взял «Поэзию и правду» Гёте, считая, что подобная форма мемуаров, когда действительность перемежается с вымыслом, лучше всего позволит ему рассказать о своей жизни и объяснить ее. Эти записки — их можно было бы назвать и оправдательной речью — он адресует сыну, которого оставил в Норвегии и которого никогда не видал.

Аксель Сандемусе

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза