Жили люди как всегда. Записки Феди Булкина

Мысль паспортами свериться пришла одновременно в Черепушкины головы.

Вот так сталкивается с чудом истинным человек и глазам не верит своим. Не привык пока еще к чудесам, приписал рукам своим выход в космос Гагарина, полет на Луну. Пусть и чудо Луна, и Земля, и солнце над ней, и развязки новые, башни нью-йоркские – чудо, но привычное и, значит, не чудо.

Долго молча сидели они. Слушали легкую приглушенную музыку из колонки за баром, все движения, лиц выражения между тем повторяя, как в зеркале, друг за другом. Но в зеркале двойник действует рукой обратною: если левую тянешь ему, тянет правую. Здесь же сразу приходит мысль о зеркале. Но не зеркало это было. И не зеркало сидело против Александра Васильевича, это был живой человек.

Вероятно, это было какое-то расхождение, что-то с временем, с вариантами судеб связанное. И не то чтобы даже фантазия, просто где-то разошлись во мнениях Черепушкин и Черепушкин. И один пошел, так сказать, своим путем, а второй – своим.

Словом, перед нашим Александром Васильевичем сидел другой его судьбы вариант. Было очень интересно им выслушать друг о друге. Но, однако же, оказалось, что, хотя разошлись когда-то они, это ничего в жизни их не изменило в лучшую сторону. У обоих с жизнью не получилось. Ни детей, ни жены, ни работы хорошей, ни цели. Так что было неясно даже, зачем, так жарко поссорившись, они разошлись. Если бы у одного и жена, и квартира, машина и коттедж загородный, то один бы хоть из них мог сказать: «Я был прав!» А второй – загрустить, признавая свою ошибку. Но зато и похвастаться себе мысленно: «Вот же, и я бы мог так! Ведь и у меня получилось… Ведь, по сути, я – это он?»

Но и мысль могла бы в голову неудачнику прийти нехорошая – как-нибудь пристукнуть удачника и занять в жизни более достойное себя и удобное… свое место.

Тут же вышло – ни зависти к себе, ни горечи, ни обид…

Даже можно сказать, не только синхронно удалось жизнь прожить раздвоившимся Черепушкиным, но и параллельно всем ее шансам.

Пропасть

Сон приснился очень мне неприятный. Говорила раньше бабушка, сон плохой – всегда расскажи. Слава богу, не знает она, что мне некому.

Ф.М. Булкин

Иван Антонович Лютиков падал в пропасть. И знал об этом. Он знал и тем не менее падал очертя голову, самозабвенно, без единого крика о помощи, не пытаясь за что-нибудь уцепиться, увлечь за собой других или хотя бы зажмуриться. Лютиков падал, вызывая невольное к себе уважение, падал с широко раскрытыми глазами.

Так чахоточного вида куряга, зайдя в табачную лавку, привычно покашливая в кулак, скользит по витрине взглядом, равнодушно читая под этикетками табачного ассортимента ассортимент смертей, любезно предоставленный для таких вот, как он, жизнелюбов Минздравом: рак, инфаркт, инсульт, слепота, импотенция…

Лютиков падал, напоминая в падении своем степенно летевшую небом утку, внезапно захваченную ветряным разбойничьим шквалом. Он падал, но не мог бы определенно и вразумительно рассказать нам с вами (да и себе самому), когда именно началось падение. Точно так же Лютиков не мог бы с уверенностью сказать нам с вами (да и себе), чем все это кончится. Совершенно определенно, с полной ясностью соучастника, очевидца, виновника, невиновного, нашего современника, Иван Антонович Лютиков мог бы сказать только одно: ничем хорошим, ибо список, столь любезно предоставленный взору читателя Минздравом, относится равно к тем, кто рискует всем, втягивая в себя никотиновый яд, и к тем, кто, ничем не рискуя, предусмотрительно обходит табачных производителей стороной.

Иван Антонович падал вниз, подобно камню, влекомому силой земного притяжения, как и все мы, влекомые им, рано или поздно благодаря этой силе, свернув себе шеи, уйдем в нее. Однако, падая, Иван Антонович не мог и, хуже того, не желал быть никем остановленным или остановиться. Он ни о чем не жалел, хотя не мог бы сообщить нам (как и себе) чего-нибудь утешительного, в том смысле, что так будет и впредь. Вообще не мог бы сообщить нам и вам решительно ничего утешительного.

Что же была это за пропасть, в какую так стремительно и самозабвенно, очертя голову, падал этот ваш, этот наш Лютиков, даже не пытаясь спастись? – спросит, может быть, сострадательный читатель, стараясь мысленно вообразить себя на месте героя нашего и определить, не подойдет ли и ему эта пропасть. И мы ответим: подойдет! Подойдет любому из нас, ибо Лютиков падал в пропасть, имя которой жизнь.

Иван Антонович Лютиков просто ехал в трамвае.

Изменивший путь